Кейт Мэннинг - Мoя нечестивая жизнь

– Нет, нет, нет! – Точно миссис Эванс вынесла ей приговор. – Мне нельзя иметь ребенка.

– Кто вас избил? Ведь не сами же?

– Мэм?

– У вас внутренние ушибы, что и стало причиной болей и кровотечения.

– Но ведь вы меня вылечите?

Глаза у миссис Эванс явно на мокром месте: либо сочувствие, либо обида, потому что пациентка отказалась от предложенной «Целебной сыворотки». Миссис Эванс погладила Беатрис по щеке и сокрушенно покачала головой.

– Боюсь, мне нечем вам помочь, милая моя, пока не наступит время ребенку появиться на свет. Как акушерка я облегчу ваши страдания.

– Но миссис Уоткинс с Лиспенард-стрит направила меня к вам, – прошептала Беатрис. – Она сказала, вы можете ВЫЛЕЧИТЬ это. Если срок невелик. Это не преступление.

– Закон гласит, – ответила миссис Эванс, – что преступление, неважно, велик срок или нет.

– Но вы же других вылечили. Если преступление, то почему вы на свободе?

– У полиции до нас руки не доходят, – пожала плечами миссис Эванс, – им своих забот хватает. Из моих пациенток никто не жаловался. И потом, кто что сможет доказать? У женщин кровь может идти, а может не идти, а почему, никто не знает. Не принято спрашивать, есть там у тебя кровь или нет.

– Так вы мне поможете?

– Нет, если срок большой.

– Он еще маленький, – взмолилась Беатрис Кинсли.

– Боюсь, что нет, – мрачно сказала миссис Эванс. – Вы же не станете отрицать, что почувствовали, как малыш пинается. Это верный знак того, что срок изрядный.

– Я заплачу сколько скажете!

Миссис Эванс, не ответив, вышла из кабинета. Беатрис зарыдала в голос.

Я сидела тихонько, как мышка. Немного успокоившись, Беатрис вдруг спросила:

– Вы знакомы с Питером ван Кирком? Он первый помощник губернатора, у него дом на Пятой авеню. Он два года снимал мне квартиру в замечательном месте – на Вашингтон-сквер. – Она коснулась синяка на щеке. – Но если я буду продолжать в том же духе, он меня бросит. У него жена и две дочки. Я ему пригрозила, что расскажу все его жене, если он мне не поможет.

– Могу вам дать таблетки от задержки месячных, – сказала я.

– Я уже пила таблетки.

– Я тоже.

– Правда? – Лицо ее посветлело. – И как? Подействовало?

– Вроде бы.

– Попробую еще раз. Если не помогут, он от меня избавится.

Чулки у нее сползли на щиколотки. Она нагнулась, подтянула их. Большой живот мешал.

– Если он меня вышвырнет, куда мне идти? Да еще с ребенком. Родных никого. Прислуги и той нет.

– А как насчет дома для бедных?

– Пф-ф-ф. – Она презрительно скривилась. – Женский работный дом? Ни за что. Они же хватают тебя и определяют в кормилицы. Значит, дети богатеньких мамаш будут есть твое молоко, а собственный ребенок помирай с голоду? Да и помрешь где-нибудь на Блэквел-Айленд в компании психов, убийц, больных оспой и воров. – Она снова разрыдалась. – Почему вы не хотите помочь мне? Вы же почти врач. Приведите мой организм в порядок, уберите лишнее. Почему нет? Умоляю, мисс. За любые деньги.

Мне было ужасно жаль ее.

– Я не умею «убирать лишнее». Если бы умела, помогла бы.

– Боже милосердный! – Беатрис схватила меня за руку, сползла на пол, обхватила мои колени: – Умоляю, мисс. Попробуйте! Решитесь!

Не в силах это больше выносить, я выскочила из кабинета, нашла миссис Эванс:

– Мэм, пожалуйста, эта женщина говорит, что ее убьют. Ей некуда пойти. Помогите ей. Ну что вам мешает?

– Совершить убийство? – Глаза у миссис Эванс тоже были заплаканные. – Нет! Нет, дитя мое, категорически нет и нет. – Но, судя по ее дрожащему голосу, по расстроенному лицу, она вовсе не так была уверена в своем отказе. – Послушай меня… Помогай им, если они собрались рожать до срока. Конечно, если они попали к тебе вовремя. Хотя бы для того, чтобы они не нанесли себе вред. Начнут орудовать сами, и…

– Что?

– …и истекут кровью. Ты же видела, что мисс Кинсли себе сделала? Ее счастье, что она внутренних органов не повредила. А то ведь они чем угодно могут воспользоваться. Корсетной спицей. Пером индейки. Костью.

– И это не будет считаться убийством?

Моя наставница, дрожа всем телом, взяла мои ладони и повертела их:

– У тебя маленькие руки. У тебя мягкое сердце и пытливый ум. Но ты еще ничего не заешь о жизни. О жизни женщин. Ты научишься. Пройдешь через все уготованные тебе испытания. Но раз уж ты акушерка… а ты ею будешь, Энни… ты не должна бояться.

– Какие испытания?

Миссис Эванс поникла, но затем улыбнулась:

– Помни, Энни, милая моя, что душа у акушерки широкая и благородная, что акушерка – восприемница величайшего благословения, которым Господь удостоил нас, жалких тварей. Но акушерка должна справляться со сложностями, уметь находить то, что я называю «меньшее зло». Ты должна научиться не судить людей слишком строго. Если не научишься, ты не годишься для этой работы.