Кейт Мэннинг - Мoя нечестивая жизнь

Вечером после ужина я поднялась в комнату к Корделии и суровым, не допускающим возражений голосом сказала, что к утру она должна покинуть наш дом.

– У меня так болит… – слабо прошелестела она.

– Пожалуй, у меня есть средство от боли. – Я положила на подушку пятьсот долларов и наказала, выходя из дома, осмотреться, нет ли слежки.

– Я мисс Шекфорд, – забормотала она. – Я миссис Парди. Я миссис Никто.

– Куда ты отправишься?

– Только не в Филадельфию. Там мужчины. У них волосатые руки. Если наесться луку, мужчина не полезет. Но лук втягивает в себя из воздуха отраву. Я луковица. Я умру. Мои глаза видели пришествие Господа нашего.

Она точно рехнулась. Вдруг запела, затряслась. Неужто притворяется? Пальцы у нее были искусаны, ногти обгрызены под корень, длинный рубец на запястье открылся, и выступившая кровь пачкала простыни. Мне вдруг вспомнилась мама, ее красная, опухшая рука. Она умрет. Я всегда знала, что когда-нибудь одна из моих женщин умрет. Мне еще повезло, что это происходит только сейчас. Я пощупала Корделии лоб. Пропальпировала живот. Лихорадки у нее не было.

– У тебя все хорошо, – сказала я. – Я сделала для тебя все, что могла.

– Вы меня не помазали, миссис, там, и из белья заразу не изгнали.

– Прости?

Вне всякого сомнения, притворяется. Симулирует.

– Вы сама благодать. – Она закатила глаза.

Еще и мошенница. Если она собирается помереть или сойти с ума, то где угодно, только не здесь. Это мое логово, где я могу укрыться.

– Ты уедешь завтра. Бери деньги и уходи. И удачи тебе, милая.

Я поцеловала ее на прощанье.

– О, мадам, не прогоняйте меня. Я наглотаюсь уксуса. Я в окно брошусь. В реку прыгну.

– Главное, чтобы ты нашла в себе силы покинуть этот дом, – сказала я твердо и удалилась.

Сестра у себя в комнате сидела у камина, глядя на огонь, с бокалом кларета. При моем появлении она даже головы не подняла.

– Датч, то есть Лили… извини.

Она пожала плечами:

– Можешь называть меня как угодно. Это теперь совершенно неважно.

– На следующей неделе меня могут арестовать.

Она закрыла глаза, положила руку себе на живот.

– А что, если они вызовут меня в качестве свидетеля?

– Если до сих пор не вызвали, значит, и не вызовут. Адвокат считает, что это маловероятно. У них нет никаких сведений о тебе.

– И все-таки, какой скандал! Мне тебя жалко. И всех нас. Твое имя больше испачкано, чем мое.

– Да, но что такое имя? Ничто. Мне не стыдно. И тебе стыдиться нечего.

– Стыд – это все, что я знаю. Стыд и сожаление.

– Я пытаюсь тебе сказать… Датчи, у тебя есть еще несколько дней, чтобы обдумать… В общем, чтобы передумать, если тебе нужна моя помощь. Если они признают меня виновной, а я невиновна, они могут подождать с оглашением приговора несколько дней или даже недель после окончания процесса. Я вернусь и завтра вечером, и послезавтра, и во все дни, пока идет процесс. Мистер Моррилл вроде бы совершенно уверен, что обвинения снимут.

– Надеюсь. Буду молиться за тебя.

– Но что будет с тобой? Элиот возвращается через три недели.

Она снова пожала плечами:

– Бог направит меня и укажет путь.

Она уедет. Неужели уедет?

– Я хотела, чтобы ты жила здесь. О, Датч, если меня посадят в тюрьму, кто останется с моей дочерью? Я буду спокойна, если ты будешь с Аннабелль. Обещай, что не сбежишь. Грета и Чарли тебе помогут. А потом, когда я выйду на свободу…

Она закрыла глаза, улыбнулась:

– Мне это нравится. Остаться с Аннабелль. У тебя чудесная семья.

– Так ты подумаешь?

Она опять улыбнулась, кивнула:

– Да, Энн, я подумаю.

Я поцеловала ее с какой-то щемящей грустью, а она вдруг, к моему удивлению, крепко обняла меня – совсем как в детстве.

– Спокойной ночи, Экси. Извини за все то беспокойство, что я принесла с собой.

– Ты моя сестра.

Первого апреля я проснулась задолго до рассвета, прислушалась. Кто-то уже встал, слышалось журчание воды – наполняли ванну. Наверное, Корделия готовится к отъезду. Я ощутила облегчение. Разумеется, она преувеличивала свою слабость, как я и подозревала. А деньги ее переубедили, и она спешит уехать затемно, как я и просила, чтобы полицейские не заметили. Но уже в следующий миг облегчение сменилось страхом – я вспомнила о предстоящем сегодня процессе. Та к нельзя, надо успокоиться.

Продремала я, вероятно, не более часа. Тело ныло, в голове теснились ужасные картины. Встала, растерла затекшие ноги и тихо прошла в будуар. Уж одно-то в моей власти – явиться в зал суда одетой так, чтобы остаться в истории истинной королевой.