Кейт Мэннинг - Мoя нечестивая жизнь

– Что, если меня арестуют? – спросила я у Чарли.

– Выкупим тебя и понизим цены, – заявил мой оптимист.

– И как ты это сделаешь? Магическим трюком?

– Друзья из высших сфер. Судьи. Полицейское начальство. Деньги. Так это и делается, ясно? Еще твоя миссис Эванс рассказывала об этом, помнишь?

– А если не получится?

– Наймем адвоката. Только я не верю, что хоть одна пациентка подаст жалобу.

– Но если ты ошибаешься, мне грозит арест! Думаешь, нашей дочери понравится, что мать у нее в тюрьме?

– Милая моя, они все только болтают. Действий никаких. Что они докажут?

– Ничего, – был мой ответ.

Чарли был хороший продавец. Продал мне свою точку зрения, и она меня убедила. Я доверяла своим пациенткам. У них имелась основательная причина держать язык за зубами, и это являлось моей наилучшей страховкой.

У полисмена была цыплячья шея, поросшая пушком. Он прохаживался по Либерти-стрит от моей клиники до нашего дома и обратно, вертя в руках дубинку и насвистывая «ТураЛо». Как-то утром я вышла из дома с корзиной, собираясь прогуляться по ближайшим лавкам.

– Доброе утро, офицер, – широко улыбнулась я ему. Он холодно смотрел на меня.

– Чудесная погода, – продолжала я.

Ну уж никак не чудесная. Бедный фараон дышал на красные от холода руки, переминался с ноги на ногу, нос у него был тоже красный, так что, вернувшись из магазина, я отправила к нему Мэгги Макграт с кружкой теплого сидра, наказав как можно энергичнее пускать в ход свои прелестные ресницы.

– Мадам Де Босак шлет вам в благодарность за то, что охраняете наши владения, – сказала Мэгги безо всякого сарказма.

Когда температура упала ниже некуда, отвага полисмена Корригана последовала за ней. Правда, холод быстро отступил перед натиском горячего супа и теплых улыбок Мэгги. И вскоре полисмен уже заходил через черный вход – погреть у огня руки, а мои помощницы заливали в него пинты эля, снабжали лекарствами для чахоточной матушки и просили внести взносы на благотворительность, исключительно по его выбору (само собой, он выбирал свой карман). Таким образом бедняга был приручен и перешел из стана врагов в наш стан.

Но полицейские, они как крысы. Там, где один, тут же целый выводок. Мы советовали посетительницам прикрывать лицо вуалькой, а домой направляться не прямиком, а только убедившись, что за ними не следят. У нас был общий интерес: не позволить волосатой лапе закона проникнуть в нашу жизнь.

Никто из них ничего не скажет. И хотя поток женщин не иссякал, в клинику зачастили представители и сильного пола – мужья, возлюбленные, а то и братья. Влетает такой, руки в карманах, и, запинаясь-заикаясь, интересуется, не найдется ли лекарства для его милой Марты, Дженни, его миссис? Можно ли заплатить за вызов на дом к Маргарет? Быстрее бегите к миссис Ропер! Их волнение, озабоченность были так же трогательны, как и облегчение после того, как они получали пакеты со склянками и брошюрками. Бывало, тороплюсь я к пациентке по темным улицам, а муж меня еще подгоняет. Особенно мне запомнился мистер Бивенс, добродушный парень, заложник своих мужских потребностей. Он прибыл к нам прямо из церкви, где молился, прося о помощи.

– Говорю я, Господи, моя Руби снова с семьей, – рассказывал мистер Бивенс, – а если она понесет еще одного, это точно ее убьет. Хотя наверняка ведь никогда не знаешь. И Господь услышал меня, ответил, что нет греха в том, чтобы пойти и спросить. И вот я прошу помощи как у Него, так и у вас.

Позже Руби пришла уже сама и стала меня горячо благодарить за улучшение здоровья и за прочие улучшения, как она выразилась. Ее муж проштудировал все Чарлзовы брошюры.

– Мы пойдем по французскому пути! – возгласил он. – Нам хорошо с нашими четырьмя, и мы не хотим, чтобы их стало больше.

Если бы такие счастливые финалы ждали каждую женщину, переступавшую наш порог! Так нет ведь, одна-две из них кончили жизнь точно так же, как бедная Корделия Парди, но у меня нет сил вспоминать эти истории.

Корделия была маленькая и худенькая, с гривой густых черных волос, торчавших из-под шляпки. Я бы дала ей лет шестнадцать, не больше. Когда я провела ее в свой кабинет, она даже не глядела на меня, нервная и пугливая, будто птичка.

– Все, что я скажу, останется между нами? – чуть слышно спросила она.

– Моя дорогая миссис Парди, вашу тайну похоронят вместе со мной.

Она вздохнула и передернула плечами каким-то детским движением.