Борис Можаев - Пропажа свидетеля

– Да я это к слову… Насчет чего иного вы не подумайте, – оправдывался тот, разводя извинительно руками.

– Легавые – это те, которые хвостом виляют, – сказал Коньков, таким же озорным манером подмигивая беловолосому парню.

Все дружно рассмеялись.

– Я из района, участковый уполномоченный; звать меня Леонидом Семеновичем. – Коньков протянул руку бригадиру.

– Павел Степанович, – отрекомендовался тот.

– Вот и тоже! – сказал Коньков. – Вы давненько на этом месте?

– Четырнадцатый день. А что? – спросил бригадир.

– Чем занимаетесь?

– Тайгу сортируем.

– Слыхали, Калганова убили? – сказал Коньков, глядя поочередно на рабочих.

– Какого Калганова? Ученого, что ли? – аж привстал бригадир.

– Его…

– Когда?

– Где? – допытывался каждый.

– Нынче ночью. На Теплой протоке, – ответил Коньков.

– А может, вечером, понимаешь, – сказал Кончуга, подходя и присаживаясь к костру.

– Какая сволочь? – процедил сквозь зубы бригадир и заковыристо выругался.

– Кто сволочь? – спросил Коньков.

– Да тот, кто убил.

– Во был мужик! Настоящий таежник, – сказал третий рабочий, пожилой лысоватый мужчина, заросший седой щетиной. – Травы нам привез для подстилки в сапоги. И что за трава такая? И пружинит, мягкость придает, и в труху не перетирается.

Подошел к костру и Дункай; в наступившей тишине неторопливо раскурил сигарету от головешки и сказал:

– Забо-отливый был мужик, это правда. Обо всем заботился: и о людях, и о лесе, и о воде. Да не всем это нравилось. У одних забота на словах, другие же с кулаками лезут доказывать свою заботу. В драку лезут. Таких у нас не жалуют.

– Значит, видишь безобразие – и посапывай себе в кулак? – спросил, недобро смерив Дункая взглядом изжелта-смоляных глаз, Павел Степанович.

– Да я не про то, – покривился Дункай. – За порядок переживай, но и себя не бросай, как затычку, в любую дыру. Прорех у нас много. Всех прорех своим телом не закроешь.

– Рассуждать мы научились, а делаем все – через пень колоду валим, – сказал более для себя Павел Степанович и уставился долгим взглядом в костер.

А пожилой мужичок с лысиной подтянул свои сапоги, вытащил из них травяную прокладку и положил просушить ее поодаль от костра.

– Травки подарил нам, – говорил он ласково. – Раньше про таких говорили – божий человек. Мир праху его!

– Такой трава хайкта называется, – отозвался Кончуга. – Я сам доставал ее.

– Ты лучше расскажи, как стадо кабанов съел? – сказал беловолосый парень, посмеиваясь и подмигивая Кончуге.

Павел Степанович грустно усмехнулся и встряхнулся как бы из забытья.

– Это нам Калганов рассказывал, – пояснил бригадир Конькову. – Зимой, говорит, охотились с Кончугой. Стадо кабанов подняли. Я, говорит, убил трех, а Кончуга шесть штук. Снег лежал глубокий. Как вывозить кабанов? Прямо беда. Я, говорит, пошел в деревню за лошадью. Пятьдесят верст просквозил на лыжах. Нет лошадей – все в извоз ушли. Я в райцентр, говорит, подался. А Кончуга посадил всю свою семью на нарты и на четырех собаках привез к убитым кабанам. Раскинул палатку и пошел пировать. Пока, говорит, я лошадь нашел, пока приехал – он уже пятую свинью доедал.

Все засмеялись, и только Кончуга невозмутимо посасывал свою трубочку и смотрел в огонь, будто и не слушал никого.

– У кого ж это рука поднялась? – опять с горечью, покачав головой, спросил пожилой рабочий.

– Кто-нибудь из вас видел вчера вечером мотор на реке? Никто не проезжал тут? – спросил Коньков.

– Вроде бы тарахтел мотор, – сказал бригадир. – Да мы спали в палатке.

– А Николай с Иваном? – воскликнул пожилой рабочий. – Они же долго у костра возились, картошку чистили, рыбу.

– Николай! – крикнул бригадир, обернувшись к палатке.

Но высунутые из палатки ноги в шерстяных носках и не шелохнулись.

– Во зараза! Уже успел заснуть, – удивился бригадир.

– Сейчас я его подыму, – сказал парень с облупленным носом и, схватив дымарь, строя всем уморительные рожи, стал на цыпочках подкрадываться к палатке.

Перегнувшись через лежащего и просунув дымарь в палатку, парень начал качать ручку дымаря. Через минуту из палатки во все дыры повалил густой дым, как из худой печной трубы. Потом оттуда раздался протягновенный мат, прерываемый чихом и кашлем, и здоровенный верзила, протирая глаза, высунул из палатки взлохмаченную голову. Увидев беловолосого с дымарем, крикнул:

– Ты чего, спятил?!

– Это ж я паразитов выкуривал, – ответил тот и, кривляясь, стал отступать к костру.