Василий Аксенов - Скажи изюм

Небо начинало зеленеть в преддверии заката. Мерзавцы, оторвали нас от Европы и думают навсегда, сказал Максим. Не могут понять, гудилы, что рабству – шиздец, отозвался Шуз. Думают, книжечку свою поносную покажут, мы им и отдадимся, как бляди. А вот сейчас мы им такой шухер устроим на улице Горького!

Вы слышали, «Орел»? – спросил Сканщин в рацию и вздохнул. Ну и народ… Огород достает свою пушку, никого не стесняется. Прямо положил ее над доской приборов. Вы слышите их разговор, «Орел»? Ждем приказаний, сказал Слязгин. Продолжайте наблюдение, рявкнул «Орел», и офицеры сообразили, что главная птица в замешательстве. Замешаешься тут, если такие люди пошли – на машинах да с газовыми пистолетиками.

Сколько зарядов в твоей игрушке, Бим? – спросил Жеребятников. Двенадцать, Бом, ответил Огородников. Отличное средство при нападении бандитов. Патроны сильного нейропаралитического действия. Хорошо еще, что у нас прочная машина «Волга», этот легкий советский танк. Сейчас начнем бить бамперами вперед и назад. Если же какой-нибудь бандит попытается взломать наши двери, тут же получит нейропаралитический патрон прямо в харю. Удачно, что вокруг нас наш благородный народ, не правда ли? При нападении бандитов орем на всю Ивановскую: бандиты похищают фотографов Огородникова и Жеребятникова! Передайте иностранным корреспондентам – похищены знаменитые фотографы! А сигнал у тебя в машине сильный, Бим? Очень сильный, Бом!

Они говорили так в расчете на мгновенное прослушивание, хотя и не верили в такие исключительные способности своих унылых «фишек». Как вдруг доберманы впереди отчалили от тротуара, круто вошли в движение и через минуту исчезли из поля зрения. Огородников тогда сразу поехал по прямой и вскоре пересек площадь Маяковского, где меж широких штанин в этот час пролетал вольный весенний ветер. Неужто наша взяла? Не тут-то было, зеленый фургон по-прежнему висел у них на хвосте. Огородников прижал палец к губам – Шуз, молчи!

Проехали мимо Центрального телеграфа. Последний квартал улицы Горького заканчивался поворотом в три ряда вокруг угла гостиницы «Националь». Метров за сто до поворота Максим внезапно перешел из крайнего правого ряда в крайний левый и сделал поворот по внешней дуге. Огромное пространство Манежной площади открылось перед ними. В середине площади был знак разворота. Слева стремительно налетала очередная волна движения, но несколько секунд еще было в их распоряжении, и, не раздумывая, он рванул через всю площадь к знаку разворота. Этих секунд не оказалось у «фишек», потому что те завершили поворот по внутренней дуге. Теперь фотографов и «фишек» разделял поток машин, несущийся по проспекту Маркса.

Хохоча, Макс и Шуз развернулись на Манежной, проскочили мимо Исторического музея и музея Ленина, бывшей Городской Думы, нырнули под арку Китайгородской стены, вынырнули на бывшей Большой Никольской, по Бумажному проезду на бывшую Ильинку, косячком через Красную площадь скатились к Москве-реке, дунули по Кремлевской набережной к бывшей Остоженке, и все хохотали.

Еще целый час они хохотали в мастерской на Хлебном в обществе Насти, а потом вдруг Максим хватил недопитую бутылку коньяку об стенку и взвыл – чего они от нас хотят?! Шуз неподвижно сидел за столом, в каменном молчании, напоминая памятник Карлу Марксу Метропольскому.

Капитана Слязгина разбирала злость. Руководство сковывает инициативу оперативного отдела, и вот результат – фотографы внаглую уходят из-под носа «желез»! Он подошел к отдыхающей в дореволюционных сумерках машине Огородникова, вытащил из портфеля нож, портфель зажал меж ног и вонзил нож в левую заднюю. Суке Огороду, жидовскому кадру, по самую рукоятку.

Слушай, чего ты делаешь, Николай, возмутился капитан Сканщин. Чего-то не по-чекистски у тебя получается! Какие-то банальности!

Отскочи, Вовка-сучонок, видеть тебя не могу! Слязгин сломал нож внутри камеры и отшвырнул рукоятку в снег. Получайте подарочек, фашисты!

С поселком Проявилкино у генерал-майора Октября Огородникова связано было немало славных воспоминаний. Собственно говоря, все эти подмосковные привилегированные поселки, Барвиха, Николина Гора, Жуковка, ну, вот отчасти и «городок фотографов» Проявилкино, как раз и были в те молодые Пятидесятые годы страной его приключений. Авто и мото, поддача, раскадреж, «ключи от дачи», кирянье-баранье… Wasn't it a nice time? – думал Октябрь, медленно проезжая за рулем комитетской машины по пустынным аллеям, мимо дач, прячущихся за соснами. Мягкий весенне-зимний вечер, середина марта. Stalin was a bastard, but who cared? I wouldn't give a damn, if I… Он проехал на территорию Дома творчества фотографов, оставил машину возле импозантного портика с лепным изречением «Партия дала фотографам все права, кроме одного – права снимать плохо. Ким Веселый» и пешком проследовал дальше на аллею Классиков, сквозь ветви которой светились ранние звезды, мимо которых проплывали пассажирские лайнеры курсом на близкий аэропорт Дедково. That was really terrific time, продолжал он вспоминать свою молодость. Golfstream, стремление к гольфу…