Джон Чивер - Семейная хроника Уопшотов. Скандал в семействе Уопшотов. Рассказы

Он решил отправиться на рыбную ловлю. Возможно, ему хотелось вновь пережить радости, которые он испытал во время путешествия на озеро Лэнгли с Лиэндером. Рыбная ловля была единственным занятием, которое, как ему казалось, могло пробудить в нем здравый смысл. Прямо из Вашингтона он поехал к озерку с форелями в горах Поконо, где бывал раньше и где мог снять хижину или, скорее, лачугу, такую же полуразрушенную, как их приют на озере Лэнгли. Мозес поужинал, выпил пинту виски и пошел выкупаться в холодном озере. От всего этого его самочувствие улучшилось, и он рано лег спать, намереваясь встать до зари и заняться ловлей рыбы в Лаканана-Ривер.

Он встал в пять утра и поехал на север к реке, стремясь первым добраться до рыбалки, как когда-то Лиэндер стремился быть первым в лесах у канадской границы. На небе едва забрезжил свет. Мозес был разочарован и растерян, когда шедшая впереди машина свернула и остановилась на обочине дороги, ведущей к Лаканана-Ривер. Водитель поспешно выскочил из нее и, обернувшись, посмотрел на Мозеса с такой мукой и с таким страхом, что Мозес с удивлением спросил себя, неужели он — в такую рань — столкнулся с убийцей. Тут незнакомец расстегнул пояс, спустил штаны и освободил свой кишечник на виду у всего белого света. Мозес собрал свои рыболовные снасти и улыбнулся незнакомцу, радуясь, что тот не собирался заниматься ловлей форели. Незнакомец улыбнулся в ответ, имея на то свои причины, а Мозес поехал по дороге, которая вела к реке, и за весь день не встретил ни одного рыбака.

Река вытекала из озерка Лаканана и была бурная и глубокая; уровень воды в ней регулировался плотиной и во многих местах был выше человеческого роста. Из-за резкого уклона местности и гранитного ложа потока на его берегах не было покоя от громкого шума воды. Мозес поймал одну форель утром и еще две в конце дня. Тут и там верховая тропа, начинавшаяся у гостиницы «Лаканана», шла параллельно реке; изредка на ней появлялись всадники, но только под вечер некоторые ил них останавливались, чтобы расспросить Мозеса о его улове.

Между тем солнце скрылось за деревьями, и ранние сумерки как бы усилили шум реки. Мозесу пора было уходить; он наматывал лесу и прятал своих мух, когда услышал стук копыт а скрип седел. Мужчина и женщина в летах остановились и спросили Мозеса, стягивавшего в это время сапоги, удачна ли была ловля. Мозеса поразил городской облик этих людей — они казались ужасно неподходящими для здешних диких мест. Оба были грузные и седые; женщина коренастая, мужчина раздражительный, тучный, страдающий одышкой. Погода стояла теплая, но они были одеты в строгие черные костюмы для верховой езды — котелки, бриджи и тому подобное. Все это, должно быть, не отличалось удобством.

— Что ж, желаю удачи, — сказала женщина бодрым хрипловатым голосом пожилого человека и направила свою лошадь в сторону от реки.

Уголком глаза Мозес видел, как лошадь стала на дыбы, но к тому времени, как он обернулся, от ударов копыт поднялась такая пыль, что падения женщины он не заметил. Он взбежал на берег и схватил норовистую лошадь за уздечку в то мгновение, когда муж дико закричал:

— На помощь, на помощь! Она умерла, она умерла, она мертва!

Лошадь снова поднялась на дыбы, вырываясь из рук державшего уздечку Мозеса. Тот отпустил уздечку, и лошадь ускакала.

— Я поеду за помощью, я поеду за помощью! — кричал муж. — Там позади есть ферма.

Он легким галопом поскакал на север, пыль улеглась, и Мозес остался с незнакомой женщиной, которая казалась мертвой.

Она стояла на коленях, уткнувшись лицом в землю; фалды ее жакета раздвинулись, открыв широкую изношенную заднюю часть брюк, а сапоги ее стояли, как у ребенка, носками внутрь. Она настолько была лишена человеческого подобия, потерпела такую неудачу — Мозес вспомнил, как серьезно звучал ее голос, — при попытке насладиться чудесным днем раннего лета, что на долю секунды его охватило отвращение. Затем он подошел к ней и, повинуясь скорее своим чувствам, чем каким-нибудь иным соображениям скорее из желания вернуть ей облик женщины, чем спасти жизнь, — потянул ее за ноги, и она с глухим стуком перевернулась на спину. Он скатал свою куртку и подложил ей под голову. Рана у нее на лбу, выше глаза, кровоточила; Мозес принес воды и промыл рану, довольный, что нашел себе занятие. Он заметил, что она дышала, но его познания в медицине этим исчерпывались. Он опустился рядом с ней на колени, размышляя о том, в какой форме и когда может прийти помощь. Он закурил сигарету и стал рассматривать лицо незнакомки — круглое, одутловатое и усталое от таких, по-видимому, забот, как стряпня, боязнь опоздать на поезд и покупка полезных подарков к рождеству. Это было лицо, на котором как будто совершенно ясно запечатлелась ее жизнь: у нее была сестра, детей не было, она педантично соблюдала чистоту и, вероятно, понемногу коллекционировала стеклянных животных или кофейные чашки английского фарфора. Затем Мозес услышал стук копыт и скрип седла, и ее смертельно встревоженный муж примчался в облаке пыли.