Мы представляли себе — в общих чертах, разумеется, — как работает система оповещения немецких коммунистов в Бухенвальде.
О полученном из Берлина запросе наверняка сообщил «фиолетовый треугольник» — идейный дезертир, член Bibelforscher.
Bibelforscher, «искателей Библии», или свидетелей Иеговы, к зиме 1944 года в Бухенвальде осталось немного. Их арестовывали за отказ от военной службы по религиозным убеждениям; раньше нацисты измывались над ними, после чего расстреливали. Однако уже давно, с тех самых пор, в частности, как Бухенвальд вошел в орбиту нацистской военной индустрии, выживших Bibelforscher в основном назначали на привилегированные должности слуг, ординарцев или секретарей при эсэсовцах.
Некоторые из них пользовались этим, чтобы помочь сопротивлению, организованному их соотечественниками, немецкими коммунистами, в руках которых были сосредоточены основные рычаги внутренней власти в Бухенвальде.
Таким образом, практически любое важное решение из Берлина, касающееся жизни лагеря, немедленно становилось известным подпольной организации, и она могла подготовиться — чтобы уклониться или смягчить удар.
— Наш информатор, — объяснил Каминский, — смог прочесть только начало запроса из Берлина. Он запомнил твое имя и то, что о тебе требуют сведений. В понедельник, когда документ пойдет в Politische Abteilung, он сможет прочесть остальное. Тогда мы узнаем, кто запрашивает сведения о тебе и почему.
Кто в Берлине еще мог интересоваться моей судьбой? У меня не было на этот счет никаких соображений — нелепость какая-то.
— Подождем до понедельника, — предложил я.
Они не согласились, об этом не могло быть и речи.
Ни Каминский, ни Ньето не разделяли мою точку зрения. Они напомнили мне, что в последние недели многие арестованные во Франции англичане и французы из Сопротивления так же разыскивались Politische Abteilung, их вызывали для проверки и расстреливали. Напомнили об Анри Фраже [7] Анри Фраже в декабре 1942 года создал ячейку «Жан-Мари Аксьон» в сети «Букмастер», которой руководил до своего ареста 2 июля 1944 года. Отправлен в Бухенвальд, расстрелян 4 октября 1944 года.
, моем начальнике в «Жан-Мари Аксьон» [8] Одна из ячеек «Букмастера». В 1940 году по предложению Черчилля было создано «Исполнение спец-операций» (Special Operation Executive, SOE) — организация, которая должна была организовывать саботажи и помогать партизанам на оккупированных нацистами территориях. «Букмастер» — французское отделение SOE, которым руководил полковник Морис Букмастер.
, исчезнувшем именно так: гестаповцы затребовали его из лагеря и расстреляли.
Может, и так, ответил я, но тогда всякий раз речь шла о людях, игравших важную роль в Сопротивлении: об агентах, связывавших информацию и действие [9] «Букмастер», в свою очередь, подразделялся на три типа ячеек — «действие», «информация» и «побег».
, о командирах ячеек, о высокопоставленных военных. Я же мелкая сошка, унтер, объяснял я им.
Это Фраже сообщил мне в свое время, что в военных списках Сопротивления я буду числиться в унтер-офицерском чине. А это совсем другое дело! И представить себе не могу, почему бы гестапо еще интересовалось мной — спустя год после ареста. Там наверняка обо мне и думать забыли.
— Вот тебе и доказательство, что нет! — отрезал Каминский. — Они о тебе не забыли, ты все еще их интересуешь!
Я не мог этого отрицать, но во всем этом не было ни малейшего смысла, должно найтись какое-то другое объяснение.
Каминский и Ньето упрямо не желали полагаться на случай и снова и снова задавали вопросы о моем участии в Сопротивлении, пытаясь увязать с этим проявленный ко мне в Берлине интерес. Я в сотый раз рассказывал им о «Рабочих иммигрантах» [10] MOI (Main d’Oeuvre Immigrée) — объединение коммунистов-иностранцев во Франции.
, о «Жан-Мари Аксьон», о сети «Букмастер», подробности моего ареста в Жуаньи.
Но они и так это все знали. По крайней мере Ньето знал. Он уже дотошно выспрашивал меня, вербуя в испанскую коммунистическую организацию, когда я прибыл в шестьдесят второй блок в Малом лагере.
И наконец — после долгих расспросов и препирательств — Ньето заключил:
— Послушай, сегодня еще нечего бояться. Но в понедельник мы должны быть готовы к худшему и действовать по ситуации.
Его взгляд был, как всегда, серьезным, но странным образом стал словно ближе, братским, что ли.
— Партия не хочет тобой рисковать, — добавил он.
Сказано было достаточно официально, но улыбка Ньето сгладила пафос.
Читать дальше