Кортни Маум - Мне так хорошо здесь без тебя

Анна быстро захлопнула ноутбук и вытерла глаза.

– Привет, Кам-кам! – воскликнула она, обнимая нашу девочку.

Смотреть на них обеих сразу было невыносимо.

– Ничего не забыла? Точно? – спрашивала Анна, нервно приглаживая волосы.

У нее размазалась тушь под правым глазом. Она посмотрела на меня и кивнула на ноутбук:

– Это очень здорово. Очень, очень сильно. Правда.

И не дав мне ответить, она схватила куртку Камиллы, висящую у «Синего медведя».

– Как тебе спалось, хорошо? – щебетала она, помогая дочке одеться. – Ты отдохнула?

Потом она поцеловала меня в обе щеки, прижимаясь губами чуть сильнее обычного.

– Очень сильно, – повторила она.

Я только кивнул. Ответить я не мог, потому что перехватило горло.

– Все, милая, поцелуй папу, и нам пора.

Камилла так и сделала. Анна бросила еще один взгляд на «Медведя». Она как будто хотела что-то сказать, но все-таки промолчала. Открыла Камилле дверь и вышла следом за ней.

Звукоизоляция в доме была ни к черту, я слышал каждый их шаг. Маленькие ножки и ножки побольше топали каблучками по деревянному полу коридора, по шаткой и скользкой лестнице, в которой Анна тоже видела потенциальную опасность.

Я дождался, пока шаги стихнут. Открыл ноутбук. Перемотал запись на полминуты назад. Я знал, что именно там увидела Анна, но решил удостовериться.

«Милый, я же хотела с Камиллой поговорить!» Мама смотрит в камеру. «Господи, опять ты со своей штукой?» «Это была не Камилла. И да, я опять со штукой». Папин голос: «Зачем снимать, как мы телик смотрим? Кому это интересно?» «Прошу ответить на вопрос. Как сделать так, чтобы любовь не угасла?» Фокус на папино лицо с лучиками морщин вокруг глаз. «Милый, у тебя что-то случилось?» Мама берет пульт. Наплыв на ее встревоженное лицо, затем на папино. Папа опускает глаза. «Нет». «Милый, что с тобой?» Моя дорогая мама подходит и садится рядом. Камера дергается. На экране мамино лицо, ее рука, убирающая в сторону диванную подушку. «Может, все-таки выключишь камеру?» И мой сдавленный голос: «Как мне быть? Что я наделал…» Наклоненная камера снимает мерцающий телеэкран. Девица в рекламе туалетной бумаги демонстрирует прочность каждого слоя. Запись обрывается.

Я сидел, тупо уставясь в экран, в шоке от того, что Анна это видела. Видела, как я теряю лицо, как мямлю, ползу к родителям за утешением. Больно было чувствовать, насколько мне их всех сейчас не хватает – моих родителей, дочери, жены. И насколько тогда мне стало легче, когда мама просто гладила меня по спине.

За дверью послышались шаги. С замиранием сердца я различил в них две пары ног.

Шуршание в коридоре. Стук.

Я распахнул дверь. На пороге, держа Камиллу за руку, стояла Анна.

– Извини, – сказала она. – Можно войти?

– Забыли что-то? – ляпнул я и осекся. – Конечно!

– Камилла, солнышко, постой здесь. Я на минутку.

Анна нажала на кнопку, включающую свет в коридоре. Освещение в этом доме было с таймером, примерно через минуту лампы выключались сами.

– Мы что, одну ее там бросим? – прошептал я.

– Щелку оставь, – отрезала Анна и утащила меня за дверь, к «Медведю». – Я на минутку, милая!

Она посмотрела на меня, и выражение ее лица было решительным.

– Ричард, мне надо с тобой поговорить. Про те свидания.

Я прикрыл глаза.

– Нет. Не надо. Я больше не могу.

– Нет, слушай… Я несколько раз ходила. Приглашала няню Камилле, все как положено. И я… – Она нервно обернулась и крикнула: – У тебя там все нормально, зайчонок?

– Нет! – ответила Камилла.

– В общем, я пыталась, – продолжила Анна быстрым шепотом. – Честно пыталась. Но надо заново выкладывать все эти истории, все объяснять, нельзя просто сказать одно слово – и все понятно. И так легко было его в себя влюбить… Так легко, и мне от этого стало так грустно.

– Ты меня слышишь? Я не могу! – прошептал я, чувствуя, как подкашиваются ноги. – Не здесь! Не сейчас!

Она обхватила мое лицо ладонями:

– Ричард, я хочу, чтобы ты вернулся.

– Ма-ам! – завопила наша дочь. – Лампочка погасла! Я боюсь!

Анна выглянула в коридор и ударила по выключателю.

– Просунь руку в дверь. Я буду держать тебя за руку. Но заткни уши. Ухо. Хоть одно. Маме с папой надо поговорить.

– Господи… – прошептал я.

Камилла послушалась. И даже принялась напевать, чтобы уж точно ничего не слышать.

– Я знаю, будет сложно, – сказала Анна. – Но я готова попытаться. Я хочу, чтобы ты вернулся.

У меня предательски задрожал подбородок.