Борис Фальков - Горацио (Письма О. Д. Исаева)

Противоречие, заложенное в основу программы партии Одре, эта быстро тикающая бомба должна неизбежно взорваться и разнести организацию на части, чего по определению не может с нею сделать идентичная ей другая организация Вечножвачный Бегемот. Это ясно всякому. Кроме Одре: тот не замечает уже ничего, ему вообще не до дискредитировавшего себя метода наблюдения, ему едва хватает времени действовать. У него этого времени всего-то — вечнопроносящийся в одно мгновение сквозь него миг. И это к счастью, ведь он подталкивает своими действиями не что-нибудь там незначительное, а саму фабулу хроники. И она беспрепятственно бежит вперёд, к своему собственному концу.

В заключение о самом настойчивом, неустанно воспроизводимом деянии Одре. О допросе всех встречающихся на табличках хроники, и за их границами, женщин на предмет рецепта любовного напитка. Следователь надеется составить подлинно действенный рецепт из ингредиентов, уже бытующих повсеместно, но без заметного пока успеха. Напомним, что любовный напиток — лишь эвфемизм, скрывающий напиток бессмертия. Это нами строго установлено. Поэтому заметить отсутствие успеха при применении традиционных ингредиентов легко: смерть буквально косит людей на обоих берегах канала. Отсутствием успеха объясняется и то, что Одре получает целый воз желаемого, ведь никто не держит ничего в тайне, ни на что не берёт патент. Тут и различные индийские пряности, завезенные африканцами, масла, испражнения животных, выделения половых органов, настойки на крови и слюне… Все они, по словам поставщиков, способствуют выделению спермы клиента в течении удлинённого, и даже бесконечного времени, или, если хотите, спермы жертвы. Но Одре знает, о чём идёт речь. Что скрывается и под эвфемизмом «бесконечное выделение спермы». Его не проведёшь. Он знает, что в этом троичном определении должно акцентировать, выделять курсивом или кавычками не слово «сперма», и ещё менее того «выделение», ведь эти ложные акценты — манёвр неутомимых врагов, а слово «бесконечное». Он знает, что речь идёт об истоках жизни, об уничтожении служанки смерти — времени, о вечности, не имеющей границ, о бессмертии.

Но найденные Одре ингредиенты и в самом деле не действуют, как показали поставленные им эксперименты. Ему следовало бы сделать вывод, что враги тут не причём, что дело вообще не в ингредиентах, и вообще не в напитке — а в том, что во время его приёма под рукой должна быть женщина, которую собираются полюбить, не какая-нибудь иная. Что пить должно одновременно с ней, в один и тот же миг. Что закреплённый успехом после приёма напитка рефлекс повторится, уже без всякого напитка, впоследствии, как это происходит при заболевании алкоголизмом или наоборот, при лечении от него. И тогда можно будет назвать свою любовь чувством крепким и постоянным, как тот же алкоголизм, любовью верной. Ибо половой акт, как выяснится, происходит не между низменными и изменчивыми, уязвимыми и нестойкими частями тел партнёров, а в частях возвышенных, неизменных, стойких, ничем не уязвимых и не прошибаемых: в их головах.

Одре же делает иной вывод из своих экспериментов, а именно — что все ингредиенты фальшивы и подсунуты ему врагами для его унижения. И что верных ингредиентов он пока попросту не нашёл, но обязательно ещё найдёт. Так мания величия неизбежно порождает манию преследования, если они не суть одно и то же, так величайшее в этом мире оказывается неизмеримо малым. Так в борьбе за правду теряется возможность постичь истину. Так уготавливается себе самому конец, который предназначался противнику. Иначе говоря, Одре предстоит неизбежно умереть. Но об этом — в следующей части.

И это к счастью, ибо жизнь становится для Одре тяжёлой болезнью, сродни шизофрении, с её растроенным осознанием действительности. Что же это такое, совсем не различать, где сами события, а где их простое изложение на табличке! Так запутать порядок табличек, что уже не различать их номеров, и располагать их в обратном порядке! А одну из табличек считать сразу тремя, а то и, не находя для другой соответствующего номера, вообще не ставить его на ней! А вот эту актуальную табличку, хоть и номерованную, так растянуть, что записанное на ней никак не могло бы на ней поместиться, для этого потребовалась бы трёхметровая доска, и эту табличку — даже не пытаться разделить хотя бы на три! Не свидетельства ли всё это слишком далеко зашедшего расстройства…

Но Одре не одинок в своей болезни, вся Европа ею болеет, однако, не теряет надежд. Она стремится преодолеть болезнь при помощи прогресса. А также других веселящих напитков. Например, преодолеть расслоённость слепого сознания — его же слепотой. Разрозненные части повествования — действием, то есть, вещью противоположной повествованию, и даже противопоставленной ему. И сделать всё это любой ценой, даже ценой смерти. Что же это такое: жизнь — болезнь, а смерть — от неё исцеление! Ещё раз, ещё три раза: ужас… И увечья, увечья, вопиющие увечья, эти бесконечные ступеньки к смерти, к окончательному исцелению.