Евгений Мин - Ценный подарок (сборник)

— Зови кого хочешь, — рассеянно сказал Художник.

— А потом скоро, совсем скоро, — радостно улыбалась Жена, — мы втроем поедем на Юг. Знаешь, я видела Черное море только в кино и на почтовых открытках.

— Черное море — это хорошо, — сказал Художник. — Это хорошо, но это потом. Через неделю я уеду на пейзажи на Дальний Север.

— Надолго? — спросила Жена.

— Думаю, что на полгода, не больше.

— На полгода, — повторила Жена и подумала: «Жаль, после того, как мы поженились, я не согласилась стать его натурщицей. Тогда мы все время были бы вместе. Хотя кто знает этих художников…»

Жил на свете Часовщик. Он был совсем не молод. Сверстники его давно отошли от дел и предавались разным пенсионным занятиям, а он все еще продолжал работать. Сколько раз жена, добрая, уютная старушка, говорила ему:

— Послушай, отец, не хватит ли тебе? Подумай о своем здоровье, живи, как живут люди.

Часовщик ласково обнимал ее.

— Умница ты моя, а самого главного не смыслишь: пока будут идти часы, которые я налаживаю, буду я жив, и пока я буду жить, будут идти часы.

Старший сын Часовщика, Философ, научно объяснил отцу:

— Будем размышлять конкретно: историческая аксиома бытия учит нас, что все имеет начало и имеет конец. Спорить с этим абсурдно.

Невестка Часовщика, жена Философа, дама с высшим юридическим, твердила свекру одно и то же:

— Извините, папа, может быть, я не имею права указывать вам, как старейшей единице нашей семейной коммуникации, но в своей практике я убедилась, что возраст не всегда является положительным фактором.

Такую тираду она заканчивала словом «дик-си». Это слово означает по-латыни «я кончила», и это слово известно всем юристам мира, даже тем, которые не знают, что жил на свете император Юлий Цезарь, изъяснявшийся исключительно по-латыни, хотя и не имел высшего юридического образования.

Младший сын Часовщика, Биолог, уже десять лет подающий надежды, говорил старшему брату:

— Напрасно ты интерпретируешь отцу элементарные истины, это у него наследственное. Дед наш, часовщик, прожил девяносто лет, не отрываясь от лупы, прадед, тоже часовщик, скоропостижно скончался на девяносто четвертом году, угодив под ломовика. Говорят, что еще перед смертью он успел взглянуть на свои часы, воскликнув: «Какой позор! Они отстают на десять секунд». Так что окончательно не установлено: умер он от лошадиных копыт или от стыда за свои часы. К сожалению, генеалогия нашего рода не прослежена дальше, но есть основания предполагать, что наши далекие предки были одними из первых часовщиков. У папы ярко выражены гены. И спорить с ним безнадежно.

Биолог был женат, но не решался завести потомства, пока не будет решена проблема управляемой генетики.

Словом, все в семье осуждали Часовщика, кроме маленького сына Философа. Он был так мал, что не имел права голоса, но думал про себя: «Не понимаю, чего они пристают к деду, пусть чинит часы, если ему хочется. Странные люди: нам они не позволяют ничего делать, говорят: „Нельзя, ты еще маленький“. Но дед-то совсем большой. Зачем они к нему цепляются».

Однажды Часовщик привел Мальчика к себе в мастерскую, раскрыл заднюю стенку каких-то часов, дал внуку лупу. Мальчик восторженно смотрел на маленькие колесики, которые стали большими, как они, цепляясь зубчиками одно за другое, двигались, будто живые. Потом он увидел, что дед, вынув из часов все колесики и пружинки, разложил их на белоснежном листе бумаги.

— Деда, а деда! — испуганно закричал Мальчик. — Зачем ты сломал их?

— Сломал? — засмеялся Часовщик. — Не бойся, все на свое место станет.

Мальчик сидел бы до самого вечера в мастерской у деда, но тут пришла с юридической службы мама и отвела его домой.

Ночью Часовщик долго не мог уснуть. Лежа с открытыми глазами, он размышлял: «Кажется, Мальчуган заинтересовался моим ремеслом. Может, из него выйдет Часовщик и род наших мастеров не прекратится вместе со мной». С этими светлыми мыслями он уснул. Сны ему снились легкие, приятные. Но утром он не мог вспомнить ни одного из них. Хотя он был здоров и крепок, память у него чуть ослабла.

С радостным чувством начал он следующий рабочий день в своей мастерской. Мастерская была маленькая, скорее похожая на чулан, чем на комнату. Да ему и не нужно было много места. На стенах висели большие часы в дубовой квадратной и овальных оправах, попадались и простенькие «ходики». На столах лежали ручные часы, на столе, за которым он работал, было много луп и разных инструментов, необходимых ему, к столу были привинчены тисочки. Выгнув шею как лебедь, над столом склонялась лампа. Была еще в одном из углов мастерской раковина, висело над ней белоснежное полотенце. Прежде чем приступить к работе, Часовщик долго мыл руки, так старательно, как моют их перед операцией хирурги.