Борис Фальков - Тарантелла

Она попыталась ткнуть пальцем в раскрытую перед ним книгу, но не дотянулась.

— А вчера я говорила правду: я ехала и через Неаполь. Как же ещё к вам добраться?

Высказанное таким образом опровержение могло означать, к примеру, что сегодня она стала привирать.

— Хм, это похоже на вымогательство.

Он с очевидным удовольствием скопировал её собственную вчерашнюю интонацию. Ну и память, вернее, паучье злопамятство. Вот уж для чего подходит название: арахноидальная, так это для оболoчки мозга с таким устройством. Иной мухе ни за что не выпутаться из этой цепкой паутины. Но именно иной, милый ты мой кровосос, не этой. Так что — продолжай, продолжай…

— Значит, — продолжил он, — ваша нищая институция собирает подаяние, применяя насилие. То есть, нагло обирает подданных. Так, мол, дано — и всё тут. Интересное признание. Значит, достойный патриот, видящий процветание родины в процветании всякой личности, а не безличной организации, просто обязан оказать вам сoпротивление. Также интересно, хорошо ли у вас оплачиваются такие доносы. Расходы на них вашего ведомства — окупаются? Понятно, почему мы, энергичные, полные запросов, но бедные, увы, синьорины-бесприданницы стремимся получить такую работу. Небось, премия после выбивания дани из подданных оборачивается для нас славным приданым… Можно себе позволить замуж не по расчёту, а по любви. А что там у вас в сумочке? Вы не забыли включить свой магнитофон? Что ж, пишите: я никого не знаю. И мне всё равно, на кого вы работаете, на министерство финансов или на полицию, пусть даже и на самый криминальный университет. Можете придумать ещё десяток других мест, мне-то что?

— Итак, вы не знаете… А кто знает?

Она не стала опровергать и это, не стала уверять его, что магнитофона у неё нет. Бороться с паутиной — ещё больше запутаться в ней. Между прочим, она готова была поклясться, что удар сумочки о стойку прошёл незамеченным.

— У вас же тут есть, так сказать, мозги общества, в которые стекается живая информация, и которые не настолько забиты книжками, чтобы не суметь сохранить её? Должны быть, так всегда и везде. Что-то вроде элиты, так сказать — местной знати, которая не копается в поле или огороде, а… как бы поточнее… паразитирует на трудовом населении за счёт своих должностей, капиталов, или лучшего интеллектуального развития. Должно быть у неё и нечто вроде гнезда, клуба, где эта знать собирается. Вот вы, например, куда обычно ходите по вечерам?

— Вчера вы видели, как я провожу вечера. Но докладываю официально: хожу не дальше туалета. И так уже лет двадцать. Знать? Обратитесь к своим коллегам в комиссариат, вон туда, напротив, они обязаны всё знать. Или в городскую администрацию. Это направо, через два дома.

— Ну нет, — отрезала она.

— Ага, понимаю, — подхватил он. — Миссия абсолютно секретная. Небось, служба европолиции? Слыхали, слыхали об этом новшестве… Наши там, ваши тут, понимаю. Вы так и говорили, верно. Местная администрация и полиция тоже под подозрением в коррупции? Тогда зайдите в цирюльню. Может, там найдётся тот, кто вам поможет. Поговорите там с padrone. С barbiere, это как раз для вас. Выйдете отсюда — налево, второй дом. Или сходите в церковь, к тамошнему хозяину, padre santone. Возможно, это и есть вся наша паразитирующая элита, как вы изволили выразиться. Во всяком случае, в их бумагах вы наверняка найдёте для себя работу.

— В каких это бумагах? — насторожилась она, тем более не споря с предположением о секретной полицейской миссии. В конце концов — в такой обстановке данное в форме догадки разоблачение может сыграть роль бронежилета. Если все тут такие, как этот тип, она действительно нуждается в прикрытии. Не все же они тут добровольно сидят в своих клетках, худо-бедно, но ограничивающих возможности, и не все ограничиваются словами. Могут ведь пустить в ход и… свои, наверняка не слишком чистые, руки.

— Приход-расход, каких же ещё? — пожал он плечами. — Или вас интересуют другие бумаги?

— У вас, конечно, и таких бумаг нет…

— Есть, и у меня они, конечно, есть. Только в бумагах этих — ничего нет, если не считать минусов и иногда нолей. Ничего для вас интересного. Как видите, мне не удаётся успешно паразитировать, поэтому я, согласно вашему определению, не элита. И это слово мне известно, не беспокойтесь. Даже если б дела мои шли хорошо, и я б платил вам большие налоги, меня б всё равно своим в этой элите не считали. Если б не папашино наследство — эта гостиница… Но она и есть самый большой минус: налог на наследство, а потом на собственность будто вы сама это не знаете… Моя врачебная практика? Не смешите! У меня нет пациентов, потому что во врачах здесь не нуждаются, у них свои тут знахари, которым они привыкли доверять. Никто не решится довериться чужаку, а своим меня ни за что не признают, потому что мой папа родился не в Кампаньи, а в Ломбардии. Бросить всё, уехать, открыть практику в большом городе? А где взять деньги? Ссуды мне не дают. Под залог этой гостиницы, где никогда нет клиентов, получу гроши, как за бросовое строение. Земля, на которой она стоит, принадлежит городу. Да уже и не городу, а латифундии, вот кто тут padrone: потихоньку скупает у города участок за участком за бесценок. Ну, плюс небольшая благодарность муниципальным чиновникам… Я имею в виду — устная, чего вы делаете сторожевую стойку? Таким образом, круг замкнулся, мы вернулись к началу, к той самой будке, в которой я смиренно и сижу.