Борис Фальков - Ёлка для Ба

С умом или без, я знал, что власть требует одного: безоговорочного послушания. Мы двинулись к следующему аттракциону. За спиной, теперь уже почти без пауз, хрипело: «Жора, Жора!» Публика спорила, кто же всё-таки в сундуке: лилипут или кукла. И что бы это ни было — кто же пищит «шиколат», вот то из сундука, или пузо? Головке из сундука уже советовали во всём сознаться, и хотя у неё «губа не дура», перестать требовать «шиколат», а попросить рюмашку. Публика очень огорчилась, когда, наконец, чревовещатель открыл сундук и там уже никого не было.

Я вертел головой, пытаясь доглядеть представление: довольно болезненное предприятие, крепкие пианистические пальчики Ба реагировали без промедления. Мне, как и публике, хотелось выяснить вопрос куклы-лилипута. Но мне не с кем было его обсудить. Конечно же, я не стал искать истины у Ба. Хотя и подозревал, что она-то уж ею обладает. Не искал же потому, что быстро прокрутил в уме, а значит, он таки у меня был, возможные повороты такой беседы. Разумеется, она сразу бы отвергла саму суть вопроса, потому что за согласием принять её — с моей стороны последовало бы: а что такое, собственно, лилипут? И она знала это заранее.

А потом бы я, конечно, поехал ещё дальше:

— Что, как, патология — что это? Гипофиз, а?.. Разновидности лилипутов…

И это она, без сомнения, предвидела. Как и отдалённейшее:

— А у лилипутов могут быть лилипутики? Если они все есть, то значит размножаются, значит…

Нет, это всё было абсолютно ни к чему Ба. И она на первый же вопрос ответила бы:

— Конечно, кукла. И всё это глупости.

А истина? Ах, и при истине я остался бы с носом. Не нужно даже быть «с моим умом», чтобы это почувствовать. И я чувствовал, и молчал.

На второе предполагались тигры. Клетки стояли рядом с вагончиками, туда безошибочно приводил нос. Ба пребывала в известной нерешительности, предстояло расталкивать толпу, может быть, даже, прикрикивать на непокорных… А для чего? Чтоб приблизиться к источнику ужасной вони. Нет-нет, конечно же, не вони — запаха. Слово «вонь» не входило в её лексикон. Я уже понёс наказание за лексические изыскания в этой области, как-то выведя «ваниль» — дело было за ужином в гостях, когда к чаю подали ванильные пирожные — из «воняет». Фундаментальное опровержение моей ереси взял на себя Ю, присовокупив к обычному пожатию моего локтя орфографические различия между «а» и «о». И тем усилил воздействие обычного своего педагогического приёма, ведь пожатие длилось, пока не закончились разъяснения. Что до Ба, то она просто не разговаривала со мной на следующий день. Поскольку это произошло в гостях, она неделю не разговаривала и с этими своими знакомыми, свидетелями моего позора. Так что нерешительность Ба перед путешествием к клеткам куда как понятна: ей предстояло поработать локтями, и ущерб, нанесенный такой работой её достоинству, был бы много крупней, чем какая-то ваниль, это почти безобидное следствие невинной орфографической ошибки. Делать нелепые движения, по существу — драться локтями, и при том сохранять пристойное, неприступное выражение лица?

Я отлично понимал её. Но попроситься в одиночный рейд — оставив её стоять там, где её приковала сложная проблема выбора — не решился. Ужасная мысль вогнала в оцепенение и меня: «так будет и дальше, и я не увижу ничего.» Между спинами впереди стоящих я видел только куски серых взъерошенных шкур, не имевших ни концов, ни начал, и слышал чьё-то сопение. Зеваки вокруг клеток стояли уныло, полная противоположность тем, у раковинки. К какому решению пришла бы в конце концов Ба, будь она и дальше предоставлена самой себе неизвестно. Но тут под локоть ей подвернулся случай, и мучительное её одиночество кончилось. Осознав этот случай, Ба тут же просветлела, к ней вернулось сходство с головкой на её брошке — слоновая кость на серебре, улыбка одновременно появилась на губах и в глазах. Она очень тщательно кивнула…

Разумеется, случай воплотился в Жанну Цололос — в кого ж ещё? Это она тронула локоть Ба, с той же улыбкой: подчёркнуто тщательной. Но не улыбка была важнейшим доказательством того, что случай был счастливый — не какой-нибудь иной, а потрясающая шляпка тюрбанчиком и вуалетка с пушистыми мушками, или хвойными пчёлками. Это они сразу убедили Ба положиться на счастливый случай, предложив вариант счастья и для неё. Не смутил Ба, поэтому, и того же размера, что и мушки на вуалетке, чётко прорисованный между бровями случая — скорей всего, губной помадой — кроваво-красный третий глаз, известная жаннина причуда. Одна из её простительных, именно потому, что жанниных, причуд. Она была в короткой шубке и в открытых, чтобы были видны тёмные стрелки на изящной пятке чулка, туфлях. В грязный снег вонзались выгнутые кошачьей спинкой каблуки.