Борис Фальков - Ёлка для Ба

— Ибрагим, — осевшим голосом позвал я, как раз такой знаток. — Ты что… тут делаешь?

Это было ещё нелепей, чем если бы я сделал затяжную, бесконечную паузу. Ибрагим повернул в мою сторону лицо, и я испугался: оно напоминало… напомнило мне кукиш, сморщенный кукиш. Не глянцево-щекастый дед-мороз, упакованный в зеркальную бумагу, смотрел на меня — одна лишь сорванная с него упаковка, смятая жестокой ладонью ёлочная фольга. Эта же ладонь смахнула что-то с измятой щеки, или отмахнулась от мухи… Ниточка усиков искривилась… Я попытался тоже улыбнуться…

— Фу ты, — выдохнул Ибрагим.

Я прямо подпрыгнул, такая ненависть к нему захлестнула меня. К этому смывшему обманчивый грим деду-морозу. Солнце вспыхнуло в бочке и завертелось по её стенам, по новой своей орбите. В его зелёных радугах замелькали передо мной все приёмы, которыми тут…. которые приняты тут, и которыми бы я… кулаком, каблуком, винчестером и наганом! Бессильная ярость бросила меня сначала вперёд, потом назад, — я ни на миг не забывал, что мне далеко до мотобоя, — и, как следствие, завертела на месте. Задыхаясь от неё, разрывавшей мне грудную клетку, я тоненько пискнул, фальцетом, уверен — недоступным и самому маленькому человеку:

— А… так?

И прихрюкнув — харкнул на то место, на то самое место.

— Вот тебе, на!.. — Тут связки мои прорвало и писк превратился в шип. На… на будущее. На телефон, душу с тебя! Ты-то где?.. Ты-то всегда тут!

Плевок мой, зелёный сгусток с ручейком, оттекшим от него по инерции в сторону Ибрагима, точнее — мой харк лежал на только что выметенной земле, рядом с метлой, насаженной на длинную палку. Ибрагим глядел на него, и виновато улыбался.

Я растёр его, понятно — харк, подошвой и удрал.

На Ба было скатертное платье, двуслойное, как клюква в сахаре, как сама Ба: слоновая кость и серебро. И бюстики на «Беккере», с их сахарными головками, — Бетховен, Пушкин, Мендельсон, кто там ещё, — стояли в строгой очерёдности, подобно слоникам, на счастье. О да, какое счастье, только почему же набившаяся в морщинки их физиономий пыль придавала им такое несчастное, и от того надменное выражение?

Ба открыла крышку «Беккера», немножко подумала, и закрыла. С первого раза это сделать не удалось, крышку по пути заело, и любопытным было дано время рассмотреть вышитую дорожку, предохраняющую от пыли клавиши из пожелтевшей слоновьей кости: чтоб и они не приобрели надменной гримаски. Но вот, Ба прижала крышку покрепче, и она с гулким треском захлопнулась. Струны в чреве «Беккера» ответили на удар медным звоном. Ба ещё подумала, передёрнула головкой, и вернулась к столу.

— Изабеллы нет до сих пор, — объяснила она своё необычное поведение, занимая место рядом с Ди.

— Сегодня ей можно простить, — иронически заметила мать.

— Да, — подтвердил Ю, — их… её мать нуждается в поддержке. К тому же, Изабелле скоро уезжать.

— Я указала на факт, — заметила Ба, — и ничего больше.

— Словно нет ничего, кроме фактов, — подтвердила мать.

— Разумеется, есть, — примирительно сказала Ба.

— И очень многое, — многозначительно добавил Ю.

— Очень много бессердечных людей, — глядя в окно, заявила Валя. — Душу с них вон.

— А кишки на телефон, — согласилась мать.

— Валя, — попросил Ди, — делайте своё дело.

— Я для вас вообще не человек, — тут же ответила Валя.

— Изабелла скоро уедет, и вы уедете, — продолжил своё Ю. — Придёт осень, и тогда почти никого не останется за этим столом.

— Осень сядет за этот стол… — вдруг поддержала его Ба. — Ничего особенного, кончается лето. Кстати, у нас кончается лёд. Ю, тебе придётся немножко потрудиться, помочь в доме. Пожалуйста, принеси лёду из… ну, этой… в общем, откуда обычно.

— Из лавки, — с необычной иронией помог ей Ю. — Это называется «лавка». Слушай, а у тебя на работе нельзя взять льду?

— С чего бы это вдруг? — спросил отец. — Купи в этой самой, как её, в лавке. Денег, что ли, стало жаль? Я дам.

— В лавку уже неделю нет привоза, — разъяснил Ю. — И до конца месяца не будет.

— Да ладно, — поморщился отец, — только я таскать не буду по, может быть, понятным тебе причинам, так что потрудись зайти ко мне в морг и взять.

— Мне зайти! — поразился Ю.

— А что такое? — отец повернулся к нему, подчёркнуто вяло. — Другие же заходят. Не бойся, её уже увезли.

— Чего мне бояться, — ещё более вяло отмахнулся Ю.

— Какие-то ребята помогли её матери забрать… труп, — сообщил отец. — Не из вашего ли они класса? Ты бы тоже мог потрудиться… помочь.