Фридрих Дюрренматт - Собрание сочинений в пяти томах. Том 3. Романы и повести

— «Не бойтесь, ибо я возвещаю вам великую радость, которая будет всем людям». Так гласит Рождественское послание Луки, глава вторая, стих десятый, — начал он. — «Всем людям» — значит, и вам, негодяи, бродяги и жулики, — продолжал он, не считаясь с тем, что такое обращение должно было шокировать собравшихся — ведь они-то считали себя бизнесменами, практикующими необычные методы деловой активности. Один лишь фон Кюксен ухмыльнулся. Мелькер решился на то, на что барон никогда не мог решиться: назвать этих бандитов бандитами.

— Отчего же радость? Оттого, что Великий Старец как бы простер свою могучую длань над пустотой с температурой абсолютного холода — минус 273 градуса — и создал из этой пустоты всех вас.

Мелькер был горд своей притчей, а Чарли с Потомака подумал, не намечает ли Великий Старец какое-то дельце на Аляске.

— Если бедные и голодные попадают в рай, — вещал Моисей Мелькер, — потому что Великий Старец жалел этих бедолаг, а богатые — лишь потому, что ему больше ничего не остается, как проявлять милосердие, то вы, и только вы одни, действительно заслужили рай, вы — его радость, его гордость, его хвалебная песнь самому себе.

«Впервые Великий Старец удостаивает нас рождественским подарком», — подумал Линкольн-Толстяк.

— Не в воспарении человеческого духа, — продолжал Моисей Мелькер, — не во всех этих возвышенных идеях видит свое отражение Великий Старец — их он и сам может придумать, — а в накипи рода человеческого, в вас, уголовники. Он любит вас такими, какие вы есть, так же как и вы его любите такого, как он есть. Для бедных и богатых, а также и для всегда и во всем правых, кто всего лишь увиливает от налогов, отмывает грязные деньги, крадет водительские права и занимается политикой, он — милый добрый Боженька, который на все смотрит сквозь пальцы, но для вас он — неумолимый босс. Гнев его сжигает огнем и ложится тяжким бременем, уста его полны ярости, а язык испепеляет.

«Я всегда знал, — подумал Билл Миннесота, — что Боби-Взломщик напозволял себе лишнего. Этой ночью ему крышка».

— Великий Старец приносит не мир, а меч. Он, пожирающий то, что сам создал — растения, животных и людей, — он, насылающий тайфуны и ураганы и заставляющий землю содрогаться, — повысил голос Моисей, — избрал вас своим орудием и повелел изничтожить хеттов, гергесеев, аморреев, хананеев, ферезеев и иевусеев!

«Боже мой, — подумал Бэби-Взломщик, — сколько новых синдикатов развелось». А Алкаш-Святоша заподозрил, уж не собирается ли Великий Старец заняться торговлей оружием.

Моисей все говорил и говорил. Как газы, скопившиеся внутри вулкана, в мгновение ока раскалывают его пополам, так и теолог богатства изрыгал огонь и обращался в пепел, хотя пепел этот, сыпавшийся на головы окружавших его профессионалов преступного мира, пока еще был чисто теологический.

— Если бедняки слишком ленивы, чтобы обрести богатство путем честных преступлений, — проповедовал Моисей Мелькер, — а богачи на отдыхе радостно хлебают нищенскую баланду из жестяных мисок, чтобы только протиснуться сквозь игольное ушко Божественной милости, ваша награда — весь христианский мир. Поступайте с ним так, как я поступил с моим личным христианским миром. Я — один из вас, я не теолог богатства, а теолог преступления, ведь и Великий Старец мыслим только как преступник. Первую свою жену я столкнул с дуба, вторую — в Нил, а третью задушил в это воскресенье, заткнув ей глотку трюфелями. Я сделал это в честь Великого Старца: все трое были так богаты, что я на них женился, и так благочестивы, что я их прикончил.

Но его уже никто не слушал. Из прачечной по подземному переходу явился, шатаясь, Аляска-Пьянь. Лицо все в бинтах, видны лишь глаза. Кое-как добравшись до первой попавшейся кушетки, он плюхнулся на нее, успев услышать лишь последние слова проповедника — «хананеев, ферезеев и иевусеев».

«Значит, война гангстерских банд начинается и здесь», — уныло подумал он. Большой Джимми, приобретший склонность к подозрительности, снял повязку с головы Пьяни. Тот тупо уставился на Джимми и тут же уснул.

— Большой, а ведь у Джо-Марихуаны теперь и в самом деле твое лицо, — вдруг заявил Бэби-Взломщик.

— Это не Джо-Марихуана, — сказал Большой Джимми, наклонившись над спящим. — Это Аляска-Пьянь. Нас стало трое. — Он вскочил с кресла так стремительно, что оно опрокинулось. — Дока сюда, куда он девался? — заорал он. — Давненько я его не вижу. Захотел всем нам сделать мое лицо, целый синдикат из одних Джимми! Зачем? Чтобы ликвидировать наш синдикат! По чьему приказу? Не по воле ли Великого Старца? И кто он вообще? Никто не знает, как он выглядит, никто не знает, существует ли он, — и меньше всех этот курчавобородый неандерталец. Он всего лишь дилетант и Великим Старцем называет просто Бога.