Пен Фартинг - Пёс, который изменил мой взгляд на мир. Приключения и счастливая судьба пса Наузада

Телеграфный столб, который, вероятно, обеспечивал раньше телефонную связь в Наузаде, покосился и теперь лежал, привалившись к глинобитной стене. Мне нужно было обойти его, если я хотел завернуть за угол, не выставляя себя при этом мишенью для любого стрелка. Но, насколько я мог судить, столб висел на чудом сохранившихся проводах, и положение его было очень неустойчивым. Любое неловкое движение, и он свалится. Однако выбора не было. Я хотел увидеть, что происходит за углом, так что пришлось поднырнуть под столбом, стараясь не зацепиться за него антенной рации, торчавшей у меня из рюкзака.

Дальше по улице – самой широкой из тех, что вели к нашей базе с запада, – я обнаружил полтора десятка афганцев, собравшихся кругом. На большинстве была узнаваемая темно-зеленая камуфляжная форма афганской армии, а остальные оказались афганскими полицейскими с нашей же базы. На них были свободные голубые одежды, которые они обычно носили только по «официальным поводам».

Они явно покинули базу без разрешения, поскольку наш патруль никто не предупреждал, что в окрестностях могут быть союзники. И поскольку мы вышли патрулировать не так давно, это означало, что они ушли еще позже. И здравый смысл свой они тоже очевидно оставили на базе, поскольку оружия при себе ни у кого не было. Не самая разумная идея в Наузаде.

Я подал Дэйву знак подойти ближе, как вдруг услышал отчаянный лай с того места, где собралась толпа. Присмотревшись, я заметил, что афганцы чему-то радуются и кричат еще громче, чем прежде. Потом в толпе показался просвет, и я смог разглядеть в центре круга двух обозленных псов.

Мне сразу стало ясно, что происходит. «Твари», – пробормотал я.

Мало того что неделю назад полицейские пытались поймать для боев бродячего пса. Теперь они устроили собачьи бои прямо в Наузаде. Такого я себе и представить не мог.

Я увидел, как одна из собак упала в грязь с глухим, неприятным звуком. Второй пес, куда более крупный, прыгнул к ней, широко раскрыв пасть, чтобы наброситься на собаку, пытавшуюся подняться с земли. Лязгнули зубы, псы пытались вцепиться друг другу в глотку – это было единственное слабое место у обоих, поскольку от ушей у них остались только окровавленные ошметки.

Меня не так просто вывести из себя. Я давно научился не ввязываться в драки и спокойно проходить мимо. Но совсем иначе я реагирую, когда речь идет о жестокости по отношению к животным. Они не могут за себя постоять. И стерпеть этого я не мог. Я приехал в Афганистан помогать людям встать на ноги, а не потворствовать варварским обычаям. С меня хватило случая с собакой у полицейских. Я больше не хотел играть в дипломатию.

Не задумываясь, я двинулся в сторону вопящей толпы. Сейчас мне было хорошо видно, насколько одна из собак крупнее другой. Большая напоминала мастифа, та, что поменьше, имела очень отдаленное сходство с немецкой овчаркой. Хотя большинство афганцев стояли ко мне спиной, я видел, что они используют длинные палки, чтобы бить и подначивать собак. Сцена, которая разворачивалась у меня на глазах, была куда хуже всего, что я видел в Интернете.

Я всегда пытаюсь сперва понять чужую культуру и разобраться во всем, прежде чем осуждать, но этим собакам никто не давал выбора: они либо дрались, либо их избивали. И я сломался.

Афганцы были так поглощены происходящим, что даже не заметили моего появления. Псы вновь кидались друг на друга. Более крупный явно выигрывал, он был сильнее и сумел сбить меньшего наземь, а теперь, оскалившись, готов был устремиться вперед и закончить бой. Афганцы закричали еще громче.

Я ворвался в круг так решительно, что сбил с ног двоих полицейских, и они едва успели подставить руки, чтобы не рухнуть в грязь лицом.

– Какого черта тут происходит? – проорал я, оказавшись в центре круга.

Скорее всего, это было бессмысленно. У меня не было переводчика. Но я надеялся, что злость в моем голосе преодолеет языковой барьер.

Все как один, они повернулись на меня, в широко раскрытых глазах вспыхнула ненависть. Но я отвлек их на пару мгновений, и этого оказалось достаточно, чтобы оба пса рванули прочь через проход, который я создал своим появлением.

Теперь афганцы принялись сердито орать на меня. Я понятия не имел, что они говорили, но, подозреваю, им очень не понравилось мое вмешательство.

Через толпу, сгрудившуюся от меня в паре шагов, наконец протолкался старший из полицейских. Он толкнул меня в грудь и начал что-то говорить, плюясь словами. Он был так близко, что я чувствовал мерзкий запах у него изо рта. Это было нестерпимо.