Самсон Агаджанян - Стон березы [сборник]

— Диана…

Она умоляюще посмотрела на него.

— Я люблю тебя…

В ее глазах появились слезы, она отчаянно замотала головой.

— Ради Бога, умоляю, не надо…

— Диана, я люблю тебя, люблю…

Он притянул ее к себе, они забыли, что между ними колючая проволока, их губы неудержимо потянулись друг к другу. Вся дрожа, она с такой же страстью отвечала на его поцелуи. Весь мир на какое-то мгновение для них исчез В едином порыве сплелись их тела. Для них это были мгновении высшего земного блаженства. Стыдливо отворачивая голову, она тихо прошептала:

— Зачем вы это сделали? Неужели и вы решили со мной поиграть?

— Диана, я люблю тебя! С того дня, когда я впервые увидел тебя, понял, что судьба нас свела вместе и думаю, что она нас не разлучит.

— О Господи! — взмолилась она. — Прошу вас, уходите! Не дай Бог, узнает Усольцев, он меня заживо похоронит.

Он прижал ее к себе?.

— Я тебя никому в обиду не дам, и что бы ни случилось, запомни, я… — Он замер, но коридору кто-то шел.

Диана испуганно вскочила, застегивая халат, села к столу. Сазонов остался на кушетке, с покрасневшим лицом, он растерянно смотрел на Диану.

— Волосы поправь, — прошептал он все-таки. Дверь распахнулась, с торгом в руках на пороге стояла Зина, Увидев начальника, замерла. В кабинете царила гробовая тишина. Первой пришла в себя Зина.

— С Новым годом, гражданин начальник! Я всю зону обошла, чтобы вручить вам этот торт.

— Спасибо, — поднимаясь с кушетки, улыбнулся он. — Я обходил зону и зашел проведать больных. Торт славный, спасибо за подарок, но я оставляю его вам. Всего хорошего.

— Гражданин начальник, не уходите, попейте с нами чаю.

— Я бы с удовольствием, но, к сожалению, надо идти.

Он ушел. Зина повернулась к Диане и пристально посмотрела на подругу. Диана не выдержала ее взгляда, краснея, опустила голову.

— Дура ты дура, — беззлобно произнесла Башня. — Не послушалась ты меня.

Диана, обхватив голову руками, заплакала.

— Поздно реветь, ставь чай, торт будем есть. Да больше этого не повторяй, пронюхает Усольцев, уволят его. Ну начальник, — качнув головой, усмехнулась Зина, — а я-то, дура, гордилась им, думала, наконец один порядочный нашелся, а он такой же кобель, как все.

— Зина, он не виноват, я сама не выдержала. Только никому об этом не рассказывай.

Подруга хмуро посмотрела на нее.

— Давно по морде не получала? — сердито спросила она. — Так получишь!

Сазонов, выйдя за зону глубоко втянул в легкие морозный воздух. Нагнувшись, набрал горсть снега и протер лицо. Душа пела, он все еще ощущал сладость ее губ и тела.

Он повернулся лицом к зоне. "Я люблю тебя. Ты слышишь? Люблю!" В кабинете сел в кресло, накинул на себя шинель и, сладко улыбаясь, крепко заснул.

Спустя несколько дней Сазонова вызвали в УВД. В кабинете начальника, кроме генерала, он увидел незнакомого тучного полковника.

— Товарищ генерал, подполковник Сазонов по вашему приказанию прибыл.

— Юрий Иванович, знакомься, полковник Серебряков из министерства. У него несколько вопросов к тебе.

Сазонов повернулся к полковнику. Тот из кожаной папки достал какой-то листок и, надев очки, задал вопрос:

— В управлении МВД стало известно, что вы самовольно, в виде поощрения, отпустили двух осужденных домой. Что вы по этому поводу скажете?

— Да, действительно, я их отпускал. У одной мать умерла, я дал ей пять дней, она вернулась на четвертые сутки. А у второй умер маленький сын, тоже вернулась раньше срока.

— Следовательно, вы не отрицаете данный факт?

— Не отрицаю.

— Товарищ подполковник, а вы отдаете себе отчет, что вы этим самым допустили нарушение социалистической законности?

— Эти осужденные в течение длительного пребывания в колонии зарекомендовали себя с положительной стороны, одной до конца срока осталось полгода, а второй еще меньше, — спокойно ответил Сазонов.

— А каким законодательным актом это предусмотрено, чтобы осужденных в виде поощрения отпускали домой?

— Товарищ полковник, я думаю, ваш вопрос лишний, я не хуже вас знаю законы,

Полковнику такой дерзкий ответ не понравился, и он недовольно посмотрел на него.

— Подполковник, если бы вы знали законы, то не позволили бы себе грубо нарушать их, — нравоучительным тоном произнес он. — Если каждый начальник колонии начнет самовольничать, отпуская осужденных домой на похороны или на свадьбу, то у нас будут не исправительно-трудовые учреждения, а черт знает что, даже слов не подберу.