Петр Афанасьевич, глядя в обезумевшие ее глаза, в душе похолодел. Катя плакала рядом с матерью.
— Любаша, успокойся. Надо идти. Ветер подымается. Катя замерзнет.
Они шли молча. Дорога была засыпана снегом. По ней, видно, давно никто не ездил. Петр Афанасьевич, взвалив на плечи узелки, пробивал для них путь. Он спешил. Ветер со снегом набирал силу Идти становилось все труднее. Иногда по пояс проваливались в сугроб. Через несколько верст Катя стала жаловаться, что ноги замерзли. Петр Афанасьевич опустился на колени перед ней, сняв ботинок, просунул ногу себе за пазуху. Приподняв голову, увидел слезы на ее глазах.
— Потерпи, доченька, осталось немного.
— Мне больно, — плача, произнесла девочка.
Он снял с себя фуфайку, оторвал рукава, обмотал ее ноги. Любовь Михайловна сидела на снегу.
— Любаша, пошли, — крикнул он, но она продолжала сидеть.
Он подошел к ней и силой приподнял. Верхушки деревьев словно выли. Взяв дочку за руку, согнувшись, он пошел. Стало совсем темно.
— Петя! — стараясь перекричать вой пурги, позвала Любовь Михайловна.
Он повернулся.
— Я больше не могу. Сил нет. Пойдем в лес, там пургу переждем.
— Мы там замерзнем, — наклоняясь к ней, закричал он. — Надо идти.
— Не могу больше, — опускаясь на снег, взмолилась она.
— Вставай! — тряся ее за плечи, закричал он. — Катя остывает.
Она обезумевшими глазами посмотрела на дочь. Та, свернувшись в комок, лежала на снегу. Она подползла к ней.
— Катя! — в истерике закричала она.
Петр Афанасьевич потащил узелки в лес, закопал их в снегу возле дерева. Взвалил дочь на спину, приподняв жену, взял ее за руку и, рыча, как медведь, шаг за шагом двинулся вперед. Они шли и шли. Время и версты растворились в вихре снежной пурги…
Первой лай собаки услышала Любовь Михайловна. Не веря своим ушам, она развязала шаль, подставила ухо той стороне, откуда раздался лай, прислушалась. Было тихо. Но неожиданно вновь раздался лай.
— Петя, — закричала она, — ты слышишь?! Собака лает!
Он остановился, стащил с головы шапку, прислушался. Впереди четко был слышен лай собаки. Через несколько шагов сквозь плотную пелену пурги они увидели тусклый свет в оконце избы, засыпанной снегом. Они подошли к избе. Во дворе яростно лаяла собака. Петр Афанасьевич постучал в дверь. Спустя немного времени дверь открылась и на крыльце появился хозяин.
— Хто?.. — вглядываясь в силуэты людей, крикнул он и, не дожидаясь ответа, спустился с крыльца, подошел к ним.
Петр Афанасьевич с головы стащил шапку, поздоровался.
— Мы ссыльные. Нам к председателю надо.
— Его дом на той окраине. Идите прямо. С правой стороны будет высокий двухэтажный дом. Он там и живет.
— Спасибо, — произнес Петр Афанасьевич и взял на руки дочь. — Люба, пошли.
Но та, опершись на плетень, не шелохнулась.
— Лю-ба… — вновь позвал он, — пошли.
С трудом оторвавшись от плетня, она сделала несколько шагов и свалилась на землю. И только тогда до хозяина избы дошло, что люди замерзли. Он подскочил к упавшей женщине и приподнял ее.
— Пойдемте к нам, переночуете, а утром пойдете. Председатель сегодня вас все равно не примет. У него свадьба.
Когда они вошли в дом, хозяйка, увидев замерзших людей, охнула и подбежала к ним. Опустив дочь на лавку, Петр Афанасьевич помог жене снять пальто. Неожиданно она горько заплакала. В избе было тепло-тепло. Немного погодя заплакала и Катя. Хозяйка пыталась ее успокоить, но девочка, стуча зубами, кусая до крови губы, жалобно скулила. У нее нестерпимо болели ноги.
— Потерпи, доченька, пройдет, — поглаживая ее по голове, успокаивала хозяйка.
Пока она ухаживала за ними, хозяин на стол поставил самовар. Через час они отогрелись. За столом чай пили молча. Хозяева ни о чем не спрашивали.
Семья Ярошенко прижилась в селе Майково. Отсюда в течение многих лет, не теряя надежды, они разыскивали сына. Куда только ни обращались, но отовсюду ответ был казенный: "В списках нашего ведомства не числится". То, что его осудили и дали десять лет, они узнали от бывших соседей. Они писали повсюду вновь и вновь, верили, что он жив. Однажды почтальон принес извещение, в котором органы НКВД сообщали, что их сын Ярошенко Виктор Петрович в 1939 году в лагере скончался от болезни.
Спустя два года, в сорок первом, под Смоленском, бывший кулак Ярошенко Петр Афанасьевич, поднимаясь в штыковую атаку с криком "За Родину! За Сталина!", смертельно раненный, упал на землю.
Глава вторая. РАСПЛАТА ЗА ПРОШЛОЕ
Читать дальше