Я почувствовал холод, когда очнулся? Так что же тогда было, когда я упал в море? «Поплавок» пытался избавиться от меня и сильно бил по голове, по руке, пока какая-то мысль не посетила его, и он отчаянно не заработал руками, увлекая нас вверх. На секунду мы всплыли. Но только на секунду. Но за это короткое время я увидел чудо — синее небо прояснилось, мелькнуло солнце и, вдруг от воды потянулся вверх большой радужный столб. Он искрился и переливался мельчайшими кристалликами. Смотреть на него было больно и приятно.
— Красота, — сказал или подумал я, и мы вошли в воду, увлекаемые тяжелыми аккумуляторами. Темень сразу навалилась на нас. Хватка слабела — силы уходили. Сжатые пальцы заскользили по набухшей телогрейке. Я его терял. Всё зря.
— А ведь выживет, — сказал я и удивился.
— Нет, — сказал Сима и привычно стукнул локтем в темную голову азиата. Один раз и на всякий случай ещё два раза. Потом повернулся ко мне и радостно подмигнул, как прежде, когда мы выигрывали ненадолго раунд. Был он в белом плаще. Синяя кепка лихо сдвинута на затылок. В глазах привычный огонек.
— Пошли, — сказал он и взял меня за руку. — Всё.
— А как же?.. — Я посмотрел в темную телогрейку перед собой.
— Ерунда. Я подержу, — сказал Коростылев и похлопал меня по плечу, занимая моё место. Сима потащил меня вперед, и от плаща его стало со всем светло.
— Ты знаешь, а ведь я тебя не предал… — начал рассказ я.
— Знаю, — сказал он и улыбнулся.
За день.
Земля в иллюминаторе самолета стремительно приближалась, пугая своей ослепительной белизной. Я вглядывалась в безграничные владения зимы и чувствовала забытый холод. Пальцы рук онемели, и я потерла их друг об дружку, прогоняя окоченение. Не помогло. Льдинки застыли в самых кончиках. Колеса самолета плавно коснулись дорожки, и, он побежал, постепенно снижая скорость. В иллюминаторе понеслись сугробы, привычно оставаясь позади и сливаясь в одну белоснежную линию для пассажиров, которые любят северные пейзажи и целую дорогу, сначала смотрят на облака, а потом с умилением разглядывают редкие карликовые березки. Тяжелый вздох вырвался самопроизвольно. Кажется, капитан самолета что-то говорил. Услышала лишь конец: про погоду — и то не поняла, сколько минус двадцать? А, впрочем, какая разница? Коленки задрожали.
— Хорошо тебе, милая? — участливо спросила, молчавшая целую дорогу соседка и добавила, — смотри, не обделай мне шубу.
Я покосилась на голубую норку и попыталась изобразить на своём лице презрительную холодность — раньше всегда получалась. Стало обидно. Токсикоза и раньше не наблюдалось. Впрочем, зачем обижаться? Что такой тип женщин знает о беременности? Ничего. Я обернулась. Женщина изумилась, несколько отпрянула от меня.
— Завидуешь? — Я прищурила глаза. — Что? Этой ночью причиной для слёз стану я? — Попала в самую точку. Мой удар оказался смертельным — я уходила, а она ещё полулежала в кресле, смотря в одну точку перед собой. Куда там этим мужикам, которые прыгают на ринге! В аэропорту мы случайно натолкнулись друг на друга и сразу же разошлись, сделав вид, что ничего не произошло. Но, как я торжествовала!
Последние деньги потратила такси, добираясь до дома. Водитель попался разговорчивый и без умолка рассказывал, про то, как наш городок изменился, что в нем иногда стреляют, а люди, как прежде, бесследно исчезают — уезжают, наверное, в Питер. Вывод напросился сам собой. Когда-нибудь и я так поступлю.
Мама сделала вид, что случайно оказалась дома. На самом деле отпросилась с работы и поджидала меня — не иначе. После долгих слез и традиционных фраз, типа: «Что о нас подумают родственники!»; она не много успокоилась, и пошла на кухню, допекать блины. Мама есть мама. Уверена, на самом деле она счастлива и очень рада моему возвращению.
Я долго ходила мимо телефона кругами. Наконец, не удержалась и позвонила Клавке. Она мне иногда писала. Так, ерунду всякую: Симу — жаль; а Вася, молодец, порадовал. То-то он удивится, когда узнает основную новость. А может и не узнает. К чему? Тогда зачем я приехала? Вернулась домой?
Как назло, Клавки дома не оказалась. Придется встречу с Васей отложить. Мама, что-то кричит про блины и крестины в Знаменске — троюродная сестра там живет — придется ехать. Всё одно к одному. Что ж, чем плох завтрашний день?
В этот день.
Я чистил пистолет, когда мама постаралась перекричать славный голос Кинчева и позвала меня к телефону. Я сделал музыку громче, чтобы слышать в коридоре и тенью скользнул к аппарату. Мама испугалась, чертыхнулась и освободила место у телефона. Я не мог скрыть радостную улыбку, так всегда, когда мне удавались подобные трюки. Улыбка самопроизвольно сползла с лица, стоило мне услышать знакомый голос. Вот не ожидал ничего подобного! Наваждение какое-то. Голос говорил страшные вещи, а я от сладких воспоминаний, знакомого придыхания у уха, чувствовал наливающуюся свинцовую тяжесть внизу живота.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу