Элена Ферранте - Моя гениальная подруга

Предстоящее замужество Лилы вызвало бурю недовольства со стороны завистников. Если весь квартал осуждал ее за дерзость, еще когда она была тощей девчонкой, ничего другого ждать от его обитателей, ревниво следивших за ее неожиданным взлетом, не приходилось. Она сама рассказывала мне, что мать Стефано и особенно Пинучча не скрывают своей враждебности. На перекошенных от злости лицах легко читались все их мысли. «Что эта дочь сапожника о себе возомнила? Каким зельем она опоила Стефано? Она только рот откроет, а он уже тянется за кошельком! И эта нищенка будет хозяйничать в нашем доме?»

Правда, Мария только молча хмурилась, зато Пинучча кричала брату:

— Почему ей ты покупаешь все, а мне ничего? Ты мне ни разу ничего не подарил! А если я сама себе что-нибудь куплю, ругаешься, что я трачу деньги на пустяки!

Стефано слушал сестру со спокойной полуулыбкой и ничего не отвечал. Вскоре он начал делать подарки и сестре. Между девушками вспыхнуло что-то вроде состязания: они ходили к одному парикмахеру и покупали одинаковую одежду. В результате Пинучча только больше озлобилась. На несколько лет старше нас, она вовсе не была уродиной, да и на фигуру пожаловаться не могла, но никакие тряпки не сидели на ней так, как на Лиле. Первой это заметила мать Пинуччи и Стефано. Когда Лила с Пинуччей — одинаково причесанные, в одинаковых платьях — собирались на выход, Мария не упускала случая, чтобы с фальшивой доброжелательностью не упрекнуть в чем-нибудь будущую невестку: то она якобы забыла выключить свет, то, наливая себе стакан воды, не закрыла кран. После чего с озабоченным видом отворачивалась, бурча себе под нос:

— Возвращайтесь скорее.

Не остались в стороне и другие девушки квартала. По праздникам Кармела — она по-прежнему настаивала, чтобы ее называли Кармен, — Ада и Джильола наряжались, сознательно или, скорее всего, неосознанно бросая вызов Лиле. Особенно отличалась Джильола, работавшая в кондитерской и встречавшаяся, хоть пока и не официально, с Микеле Соларой: она и сама покупала, и просила Микеле покупать ей красивые вещи, надеясь затмить Лилу. Но все это было бесполезно: за Лилой, словно излучавшей свет, никто не угнался бы.

Поначалу мы еще предпринимали кое-какие попытки доказать ей, что она ничем особенным от нас не отличается. Мы навязывали свою компанию Стефано, подлизывались к нему, против чего он вроде бы не возражал. Как-то в субботу он, возможно, из симпатии к Антонио и Аде, предложил Лиле: «Ты не против, если завтра вечером мы пойдем ужинать с Ленуччей и детьми Мелины?» Под «мы» подразумевались они с Лилой, а также Пинучча и Рино, который старался проводить с будущим зятем как можно больше времени. Мы приняли приглашение, но не могу сказать, чтобы вечер доставил нам удовольствие. Ада, чтобы не ударить в грязь лицом, одолжила платье у Джильолы. Стефано и Рино выбрали для ужина не пиццерию, а ресторан в районе Санта-Лючии. Ни Антонио, ни Ада, ни я никогда не бывали в настоящих ресторанах — при нашей-то бедности! — и терзались двумя вопросами: «Что надеть?» и «Сколько это стоит?». Они вчетвером подкатили на «джардинетте»; мы доехали до площади Народного Собрания на автобусе, а дальше пошли пешком. В ресторане они заказали себе чуть ли не все меню, а мы — почти ничего, опасаясь увидеть цифру в счете. Почти весь вечер говорили только Рино и Стефано, и говорили исключительно о деньгах; остальные, в том числе Антонио, в основном молчали. Аду это никак не устраивало, и она пыталась строить глазки Стефано, вызывая недовольство брата. Наконец, когда принесли счет, выяснилось, что колбасник платит за всех. Рино воспринял это как должное — в отличие от Антонио, который пришел в ярость: ему показалось, что с ним обращаются как с оборванцем, хотя он ровесник Стефано и Рино и работает не меньше, чем они. Но главное, мы с Адой поняли, хоть и по-разному, что не знаем, как вести себя с Лилой в публичном месте и о чем с ней говорить. Она была так изящно накрашена, так хорошо одета, что гармонично смотрелась и в «джардинетте», и в машине с откидным верхом, и в ресторане в Санта-Лючии. Невозможно было представить себе, что она спускается с нами в метро, садится в автобус, гуляет по кварталу, ест пиццу на корсо Гарибальди, ходит с нами в кино или танцует в гостях у Джильолы.

В тот вечер мне стало очевидно, что у Лилы поменялся статус. За последние месяцы она превратилась в синьорину, похожую на модель из модного журнала, актрису кино или девушку с виа Кьяйя. Она блистала, и своим блеском наносила пощечину нашему нищему кварталу. Девочка, с которой мы шушукались, планируя, как с помощью Стефано избавить ее от Марчелло, исчезла, и на ее месте появилась молодая женщина, по воскресеньям прогуливавшаяся под руку с женихом, на зависть окружающим демонстрируя, какая они образцовая пара. Да и Стефано своими подарками как будто хотел доказать всему кварталу, что второй такой красавицы, как Лила, не сыскать нигде. И правда, в ней словно открылся неиссякаемый источник красоты, и новая прическа, элегантная одежда, тени для век и помада лишь подчеркивали эту безупрченую красоту. Наверное, Стефано видел в ней надежный залог будущего богатства и власти, к которым стремился, а она пользовалась его обожанием, чтобы обезопасить себя, брата и родителей от всего того, что ненавидела с детства и чему всегда пыталась противостоять.