Элена Ферранте - Моя гениальная подруга

— А марка? Марка будет называться «Черулло»?

Стефано, не оборачиваясь, махнул рукой:

— Черулло ее придумала, пусть и будет «Черулло».

В тот же вечер Рино, прежде чем уйти гулять с Паскуале и Антонио, спросил:

— Марче́, ты видел, какую машину купил Стефано?

Марчелло, одуревший от телевизора и тоски, даже не ответил.

Тогда Рино вытащил из кармана расческу, пригладил волосы и сказал весело:

— А ты знаешь, что он купил наши ботинки за сорок пять тысяч лир?

— Видать, у него денег куры не клюют, — буркнул Марчелло.

Мелина захохотала: не то над ним, не то над шуткой из телепередачи.

С того дня Рино взял за правило каждый вечер подкалывать Марчелло, и обстановка накалялась. К тому же, едва Солара, которого Нунция встречала с неизменным радушием, появлялся в доме, Лила говорила, что устала и идет спать. Однажды Марчелло, обращаясь к Нунции, недовольно заметил:

— Ваша дочь, как меня увидит, уходит спать. Что мне прикажете делать?

Видимо, он надеялся, что она его поддержит, а то и посоветует проявить настойчивость. Но Нунция промолчала, и тогда он сварливым голосом спросил:

— Ей что, нравится другой?

— Да нет.

— Я знаю, что она ходит в лавку Стефано.

— А куда же ей, мальчик мой, ходить за продуктами?

Марчелло опустил глаза.

— Ее видели в машине с колбасником.

— Они катались с Ленуччей: Стефано ухаживает за дочерью швейцара.

— Мне кажется, Ленучча — неподходящая компания для вашей дочери. Запретите ей с ней видеться.

Я — неподходящая компания? Лила не должна больше со мной видеться? Когда она рассказала мне об этой идее Марчелло, я окончательно перешла на сторону Стефано и принялась расхваливать его скромность, решительность и спокойный характер. «И он богатый», — привела я последний аргумент. Еще даже не договорив, я подумала, что наше представление о богатстве далеко отошло от детской мечты. Образ сундуков, доверху набитых золотыми монетами, которые наряженные в ливреи слуги тащат в наш замок, — это должно было случиться сразу после того, как мы напечатаем роман наподобие «Маленьких женщин», — с той поры заметно поблек. Пожалуй, мы еще верили, что деньги могут служить цементом, скрепляющим наше существование и не дающим изуродовать близких нам людей, но теперь все затмили конкретные действия, которые следовало предпринимать немедленно. Детская мечта о богатстве теперь сплелась с фантастическими обещаниями, заложенными в несколько эскизов обуви, какой никто никогда раньше не делал, но она же подразумевала недовольство и болезненное возбуждение Рино, желавшего тратить деньги без счета; телевизор, пирожные и кольцо от Марчелло, полагавшего, что любовь можно купить; наконец, славного Стефано, который торговал продуктами, ездил на красном автомобиле с откидным верхом, без колебаний выложил сорок пять тысяч лир, заказал рамки для детских рисунков, вознамерился, кроме сыра проволоне, продавать еще и ботинки и поверил, что сможет открыть в нашем квартале эпоху мира и процветания, — словом, воображаемое богатство отныне требовало конкретного подтверждения фактами, но было напрочь лишено ореола блеска и славы.

«Богатый», — повторила Лила, и мы засмеялись. Потом она добавила: «А еще он милый и добрый». Я согласилась с ней: последними двумя качествами Марчелло точно не обладал, что служило лишним доводом отдать предпочтение Стефано. Эти два простых слова нанесли последний удар по моим детским фантазиям. Замки, сундуки — все это не имело никакого отношения к нам с Лилой. Богатство, которое воплощал Стефано, приобрело образ молодого парня в запачканном рабочем халате — с его фигурой, запахом, приветливым голосом, — парня, которого мы знали всю жизнь, старшего сына дона Акилле.

Во мне шевельнулось сомнение.

— Но ведь он хотел проткнуть тебе язык!

— Мальчишкой… — ответила она, и в ее голосе прозвучали сладкие нотки, каких я никогда от нее не слышала; в этот миг я поняла, что дело зашло намного дальше, чем я подозревала.

Последующие дни внесли еще больше определенности. Я присутствовала при их разговорах со Стефано и видела, как он тает от ее слов. Я смирилась с их сближением, но не хотела оставаться в стороне. Как заядлые заговорщики, мы часами строили планы в надежде, что сумеем изменить окружающий мир, включая людей. В соседний с мастерской дом пришел рабочий и сломал разделявшую их стену. Мастерская стала гораздо просторнее, в ней появились три подмастерья, провинциалы из Мелито, все трое молчуны. В углу продолжали принимать в починку старую обувь, а на остальном пространстве Фернандо разместил скамьи и шкафы с инструментами и расставленными по размерам деревянными колодками. Этот тощий, вечно всем недовольный человек принялся с невероятным для него воодушевлением командовать, объясняя, кто что должен делать.