Эрик Ханберг - Ржаной хлеб с медом

Но окно продолжало глядеть на мир, заткнутое старым домотканым одеялом. Будто обвиняло. Но кого? В чем? И станет ли кто над этим голову ломать? Вряд ли намек понимал даже тот, чья рука подняла камень.

Каждый раз, отправляясь в хлев, Лония шла навстречу неизвестности. Она не удивилась бы, если одну из своих самых молочных коров нашла бы околевшей. И ветеринарный врач определил бы, что скотина съела какую-то гадость.

Каждый раз, когда коровы поднимались после ночного сна, приветливо тянулись к ней головами, у Лонии вырывался вздох облегчения.

Болезнь на месяц уложила в постель тетушку Викштрем.

Начальство доверило обязанности заведующей Лонии, животноводу с самыми стабильными показателями. О которой никто слова критического не слышал. Которую в тот день, когда приехала комиссия с проверкой, в один голос хвалили все доярки. И которая охотно согласилась лишний раз приходить в хлев, чтобы подать коровам полдник.

Что могли возразить начальству Херта, Берта и Погулиене? Ничего.

Ключи от склада комбикормов перешли в распоряжение Лонии. Она взвешивала муку по предписанию, а в корыто каждая сыпала по своему усмотрению.

Когда тетушка Викштрем поправилась, у главного зоотехника состоялся разговор с ней. О том, что в хлеву надо бы повнимательней изучить практику Лонии Межгаре. И что всем не мешало бы сделать такой же рывок. Со стороны глядя, никаких чудес обнаружить не удается. Но на ферме, где все на виду, лучше выведать, в чем там загвоздка.

Тетушка Викштрем слушала, слушала и вдруг предложила:

— Пусть Лония останется на моем месте насовсем. Я старею, силы уходят. Межгаре здоровая, крепкая, будто глиной набита. Рванет нас и коров вверх.

Кувырком прокатилась зима. Настал день выгонять коров на пастбище.

Это был праздник Погулиене. Ее настоящая фамилия была — Салмрозе. Погулиене ее прозвали из-за пристрастия к народной песне. Другой такой сказительницы не было во всем колхозе. Что бы ни делалось, про все у нее припасена строка. Щелкает их как соловей свои коленца. На дороге ли, в магазине. На собрании. В хлеву. Как могла она молча прожить все эти месяцы вражды, работать в полной немоте — Лонии ввек не догадаться.

На ферме в первый день пастьбы собралось, едва ли не все руководство хозяйства. Приехали и представители из района. Фотокорреспондент вертелся направо, налево. Женщины украшали коров. Букетики весенних трав достались и гостям. Каждое подношение сопровождалось народной мудростью о скотине и людях. В отдельности и во взаимосвязях. Погулиене двигалась что ткацкий челнок. На церемонии в хлеву проскандировала:

Погулиене отвязала первую буренку. А там сопя, налетая друг на друга, застревая в широких дверях, ринулись наружу все.

Очутившись среди зелени, коровы неуклюже прыгали, мычали, ковыряли лбами землю, нюхали воздух.

Обычай велит в первый день выгона окатывать друг друга водой, подкрасться тайком и обдать из ведра, чтобы лето выдалось щедрое, молоко лилось рекой. Когда гости, мокрые, накричавшись вволю и насмеявшись, собрались у стены хлева, чтобы обсохнуть на солнышке, Погулиене поставила точку:

Тетушка Викштрем вынесла бутылку домашнего земляничного вина. Председатель отпил каплю, извинился:

— Нам еще нужно проведать другие хлева. Там небось тоже угощение предложат.

Все пять доярок остались у стены — сушили одежки, пробовали вино. Лония тоже. А как откажешься? При гостях выпила, а чуть они со двора — я вас знать не знаю? Опять подливать масла в огонь.

Когда одежки высохли, бутылка была пуста.

Херта предложила пойти в комнату отдыха.

— У меня в сумке еще одна, покрепче.

Откупорила. Налила. Протянула Лонии.

— Промучились с тобой до весны. До самого пастбища дотянули.

Межгаре опешила, залпом выпила рюмку, выпрямилась.

— Как это «дотянули»?

Берта:

— Будто не понимаешь.

Погулиене:

— Напиши начальству, что хочешь на свежем воздухе. Вместе с детишками на травке, на лужку.

Тетушка Викштрем:

— Тебе надо жить, нам надо жить, скотине тоже. А ты только сеешь раздоры.

Содержимое бутылки быстро убывало. Лонии нельзя было ни капли брать в рот. Но было уже поздно. Все накопившееся за зиму хлынуло наружу.

— Ах, вы, значит, хорошие? Вы, значит, порядочные? Скромницы! Веночки, цветочки, букетики! С песнями сзади-спереди! А знаете, кто вы такие? Воровки! Хапуги!