«Господи, хоть бы уж мне отсюда выбраться, — думала Ирма. Она задыхалась в этом пару. — А ошибка допущена, очевидно, в первой фазе. Хотя при таком ясном, на всех стадиях четко протекающем распаде…»
Балаж выругался — выругался вполне вульгарно, искренне, — и она машинально бросилась в переднюю.
Балаж стоял на пороге чулана, по его пижаме, прямо на ковер, ручьями стекало выбившееся из баллона масло.
Собослаи тактично отступила на кухню. Не хватало еще, чтобы галеты в сметане «прихватило» газолином!
Балаж проклинал тот час, когда родился на свет, а масло все булькало. Ирма прислонилась к двери. Она даже не замечала, что плачет, и слышала только, как поскрипывает дверной косяк от ее судорожно вжимавшегося тела.
Только что вошедшая с улицы Кати повесила на дверную ручку нейлоновую сумку. Подвернула рукава жакетки.
— Тряпку! — прикрикнула она на мать. — Сейчас не время плакать, мамусь.
Выскочил из комнаты и Рики, быстро отложил учебник по химии.
— Вон туда стань, — бросил он отцу, указывая в угол, — отойди с дороги…
Расставляя пошире ноги, он подошел к баллону, откатил его назад, завернул кран.
— Его сперва надо класть набок. Иначе давление выбивает масло. Закон физики.
— Все испарится! — Кати выкручивала тряпку. — Пол лакированный. А ковер почистим в «Ультре», будет новенький. Да снимай же пижаму, папуль! Только положи отдельно, прямо в ванну!
«Господи, — думала Ирма, понемногу успокаиваясь, — экий же невезучий. И как он сможет говорить о делах в таком-то состоянии».
— Пап, — сказал Рики и обнял отца за плечи, стараясь, однако, не испачкаться. — Ступай-ка да хорошенько помойся. Вот дурачье там, на заводе… налили доверху. Этак любой, хоть и самый ловкий… они доверху налили, понимаешь? Такой баллон только открыл — и хлоп… закон физики.
— Доверху налили, — повторил Балаж и словно ожил. — Ну разумеется. В этом все дело. — Он поглядел на жену. — Да не так-то много и вытекло, могло быть хуже. Вот дурни.
— Подумаешь, несколько капель, — поддержала его Кати. — Иди же мыться, — подтолкнула она отца к ванной, — так ты некрасивый. А ты, мамуль, — повернулась она к матери, — надень костюм с мехом. На улице похолодало.
— Пустяки, — присоединился к сестре Рики. — Чего тут слезы лить? Все ведь о’кей!
Балаж скрылся в ванной комнате.
— Кати, где мои черные туфли?
— О, хорошая примета! — крикнул ему вслед Рики. — Слышишь, папа? Ты слушай! Белочка вбежала, цап-царап, схватила…
— Где его черные туфли? — спросила Ирма и поцеловала пахнувшую газолином шею Кати.
— Во вторник мы отдавали их набойки ставить. А ты положила потом на шкаф, чтобы не забыть купить к ним шнурки.
— И шнурков нет?!
Кати сняла с дверной ручки нейлоновую сумку.
— Я хотела тянучку купить, ну, знаешь, такие длинные, тягучие… вот и вспомнила про шнурки.
— Господи, — воскликнула Ирма и опять расплакалась, — а ведь еще эти двести форинтов, тете Хермине… Куда деньги ушли…
— Ну, мама же! — Кати сердилась уже по-настоящему. Она оттирала промасленные руки газетой. — В воскресенье ты дала двести форинтов тетушке Перец взаймы. Я тогда же и записала.
— В воскресенье? — Теперь Ирма припомнила и сама. И даже другое вспомнила: Юци из лаборатории тоже должна ей, за три недельных абонемента на обед.
— Господи, господи, — повторила она, на этот раз с радостью.
— Все о’кей! — Рики взял под мышку учебник по химии и шагнул к двери. — Не устраивай психологический конфликт из пустяков.
Ирма застыла посреди передней и напряженно смотрела, как Кати, послюнив кончик шнурка, всовывала его в дырку. Лицо матери опять потемнело, Рики понимал: ей стыдно, а это уж хуже всего, потому что бессмысленно. Все равно тут ничего не изменишь.
— Мама! — Он обхватил ее за талию, словно приглашая на танец, и повлек за собою в комнаты. — Ты опоздаешь. А твоя работа — все же главное. И у тебя там так классно все получается…
Кати туфлей шутливо отсалютовала им вслед. Помогла и отцу, вымыла его помазок. Проверила на матери юбку — застегнута ли молния. Чего доброго, опять кто-нибудь в автобусе будет ей застегивать.
Первым вышел Балаж; он отправился в «Саварию» проглядеть утренние газеты — критические статейки «о коллегах». Рики знаком показал: выше голову! Прищелкнул пальцами: буду, мол, «болеть» за тебя.
Но с лестничной площадки отец вернулся.
— Генрих, — промолвил он сурово, — ты все же не забудь закончить тот пример по математике!
Читать дальше