Array Альфина - «Пёсий двор», собачий холод. Том I (СИ)

«Первое время», — честно, но сердито ответил Валов.

«А почему ничего не сделал?»

«Отцу виднее».

«Вот, — хикераклевским жестом воздел палец Драмин. — Когда в твой дом кого-то пускают, он становится гостем . Хочешь не хочешь, у него появляются права. Следовательно, если турок-грек нас к себе пригласит, Гришевичу ничего не останется, кроме как смириться».

Валов был более чем уверен, что Гришевич от подобных теоретизаций далёк, но Сандрия Придлева разочаровать не смог. Тот целый семестр решался дать себе отдыху. А отдых — законное человеческое право, не дело ему препоны чинить. Даже если решился он только в экзаменационную неделю. Даже если на бальзам. Вот Хикеракли пусть за ним и убирает, раз такой коварный.

Сандрий же продолжал расспрашивать За’Бэя — по-прежнему нервно, но с заметным любопытством.

— И господин Гришевич не досаждает? Ну, знаете, у него ж репутация .

— Да я сам-то в общежитии надолго не задерживаюсь, не так мы часто встречаемся, — засмеялся За’Бэй. — А на всё остальное есть вот это, — постучал по столешнице короткой округлой трубкой. — Заморские травы сборов особых, расслабляют. И потом, чего б ему мне досаждать? Он отличный парень, задорный.

Драмин заинтересованно протянулся к трубке, и только заметный пинок от Валова помешал ему быстренько её развинтить.

Если бы не явился один Хикеракли, они бы давно уже пили. Но бальзам и ликёры сиротливо стояли на столе, и притрагиваться к ним казалось нечестным: Скопцов тоже отсутствовал. А это было совсем не в его духе.

Валов досадливо поджал губы. Несмотря на расположение За’Бэя, довольство Драмина и прожорливое любопытство Сандрия, несмотря на беседу во вполне приятельственных тонах, он не мог отделаться от ощущения, что бездарно тратит время.

Небольшая комната умудрялась сочетать китчевые роскошества и своеобразный аскетизм. По полу был расстелен ковёр, по стенам — развешаны декоративные маски, кубки, бусы и тряпки, а из-за спины За'Бэя выглядывало невероятно глубокое и чистое зеркало в литой серебряной оправе. Но всё это было привозным, музейным, нежилым. Не комната, а кладовая для запасов. И, понял Валов с пущей досадой, она ничего не говорила ему о Гришевиче.

По его подсчётам, тот должен был за прошедший семестр собрать солидную сумму. На что же он её тратил?

— Это, mon ami, требует объяснений, — раздалось от дверей.

Валов успел взять себя в руки и не отреагировать так, будто его поймали на горячем. Драмин и Сандрий вздрогнули, даже За’Бэй изобразил некоторое удивление. На пороге с видом не вовремя вернувшегося супруга стоял Гришевич — как обычно, при своём тавре. Только место графа Метелина почему-то занимал сейчас Хикеракли.

Почему-то к Хикеракли Гришевич и обращался.

— Почто ты, друг Гныщевич, полагаешь, что объяснения причитается давать мне?

Вместо того чтобы недоумевать, какого, собственно, лешего Хикеракли якшается с Гришевичем и разговаривает с ним вполне по-дружески, Валов почему-то зацепился взглядом за тавра. Через всё своё непроницаемое лицо и смуглую кожу тот был невероятно бледен — если в данном случае вообще применим такой термин.

Драмин открыл было рот, но сказать ничего не успел.

— «Гныщевич»! — расхохотался За’Бэй. — Мне нравится!

Хикеракли низко поклонился.

— Эй, mon ami, — рявкнул на него Гришевич, — что-то ты, родной мой, недопонял.

— Брось ужимки пред тем, чьё интеллектуальное, как говорится, преимущество мы уже установили, то бишь предо мной, — картинно поморщился Хикеракли, захлопывая дверь. — Плеть, поворачивайся.

Тавр уставился на него со злым непониманием, потом перевёл вопросительный взгляд на Гришевича. Тот сложил руки на груди, нахмурился. Медленно обвёл собравшихся глазами.

— Господа, что-то случилось? — очень вежливо спросил Сандрий Придлев.

— Думаешь, умник, виновники о своих подвигах ещё не всем песнь пропели? Всем, не сомневайся, — не услышал его Хикеракли, по-прежнему упиваясь снисхождением в адрес Гришевича. — Сейчас я и тебе урок жизни преподам.

В дверном проёме, как в картинной раме, смотрелись они — оба люди, прямо скажем, роста невысокого — чрезвычайно забавно. Гришевич был даже ниже Хикеракли, хоть и компенсировал свои особенности каблуками да шляпой; зато сложения — совсем уж хрупкого, как ребёнок. И не поверишь, что такая злобная крыса.

Гришевич неохотно кивнул тавру. Тот молча повернулся лицом к стене.

На сей раз расхохотался Валов.