— А я объяснил вам, что арестовывать меня вы не имеете оснований, — упрямо мотнул головой Коленвал.
— Ну почему же вы так не хотите поговорить конструктивно? — наместник позволил себе продемонстрировать некоторое недовольство. — Послушайте меня ещё раз. Ваши листовки наносят вред, они провоцируют Охрану Петерберга. Вы же и сами сказали, что пострадали от этого — неужели вас не интересует расследование сего инцидента? Вы даёте обоснование агрессии людям, которых только отсутствие этого обоснования и удерживает от самоуправства. Я, Николий Вратович, мог бы арестовать вас и дома, и на занятиях, но предпочёл приехать сюда — тихо, чтобы поговорить конфиденциально и без шума. И я, Николий Вратович, не обязан заниматься этим лично. Но погашение сложившейся ситуации — и в моих интересах, в первую очередь в моих. Я готов дать вам слово, что зачинщики не понесут серьёзных наказаний, потому что цель моя состоит совершенно в ином. Вы мне верите?
— Вполне.
— Так почему бы вам не пойти на компромисс, не назвать остальных? Вы ведь даже не отрицаете, что они есть.
— Потому что я не обязан и не хочу.
— Но в таком случае наказание понесёте вы один, — наместник вздохнул и устало потёр переносицу. — Нет-нет, избавьте меня. Вы не боитесь, вы не хотите, вы не станете. Ваш завод по-прежнему работает по чрезвычайно странному производственному плану, и я удивлён, что он до сих пор не прогорел, но и этим стращать вас смысла нет. Воля ваша.
Коленвал неуютно поёрзал на стуле. Конечно, завод работал по чрезвычайно странному плану. План по-прежнему подразумевал подрывающие транспортную монополию государства грузовые авто, пусть Гныщевич и возмущался, что в этом году пустить партию из-за беспокойства в городе не получится.
Иронично, но арест с допросом пугали Коленвала гораздо меньше, чем напугала бы настоящая инспекция. Будь грузовые авто уже в действии, посмотрел бы он на того, кто посмел бы ему наручниками угрожать! Совсем в ином тоне велась бы беседа с промышленником — или главным инженером промышленника, — нарушившим извечное право государства распоряжаться серьёзными перевозками. И был бы этот тон уважительным. Потому что промышленник этот и все его работники ходили бы в больших людях.
Но случится это теперь уж только в следующем году. А пока что оставалось только терпеть и опасаться настоящей инспекции.
Мысль о том, что однажды Коленвал за это ещё поквитается, утешала преступно слабо.
В дверь без стука заглянул один из охранников, оставшихся снаружи.
— Хэр Штерц, там творится что-то, — у него был сильный германский акцент. — Кажется, что-то происходит в цеху, рабочие, может, недовольны. Бригадир просит помощи.
Наместник перевёл взгляд на одного из охранников в кабинете и кивком отправил его прочь.
— Никаких лишних арестов, никакого оружия. Просто успокойте, — он снова обернулся к Коленвалу и продолжил всё тем же усталым голосом: — Видит Бог, в которого вы не верите, я пытался вам помочь. Теперь…
— Не пытались, — отрезал Коленвал. — Мой дом разгромили, и на следующий же день отец подал жалобу — две жалобы, в Городской совет и в наместнический корпус. И обе остались без ответа. По-вашему, чтобы закон выполнялся, я должен сперва оказывать вам услуги? Чтобы не жить на развалинах, должен кого-то сдавать? — Говоря, он раздражался пуще прежнего. — Клянчить, получается, должен?
— Замолчите уже, — простонал наместник, — а то я попрошу моих спутников всё же применить к вам силу.
Дверь снова открылась и снова без стука, но на сей раз за ней был не охранник. Прежде чем кто-нибудь успел хоть что-то сообразить, человек выбросил вперёд руку и выстрелил.
Единственный в кабинете охранник, успевший уже поднять ружьё, инстинктивно согнулся и схватился за бедро, после чего и налетел зубами прямиком на кулак Хикеракли. Ружьё Хикеракли дёрнул на себя, охранника пнул коленом в простреленную ногу — и, кажется, тот отключился.
Всё это произошло так быстро, что Коленвал с наместником успели только встать.
— Эй-эй, спешить не надо, — Хикеракли, обернувшись, без стеснения взял на прицел наместника. — Вы, хэр Штерц, арестованы. Полагаю, гм, что именем Революционного Комитета-с.
Рука у Хикеракли была большая, а револьверчик — крошечный, декоративный; он подошёл бы скорее светской даме, которая заправила бы его за ободок чулка. Наместник изучил мизансцену и медленно сел обратно.
— Ладони лучше на стол, — Хикеракли, не сводя глаз с жертвы, принялся ногой аккуратно выпутывать бессознательного охранника из ружейного ремня. — Драмин, если ты ждёшь, когда лучше помочь, то вот сейчас мне б сгодилось твоё умение вязать узлы!
Читать дальше