Граф Набедренных сдержанно, но с признательностью кивнул.
— Я предполагаю, — откашлялся префект Мальвин, — вы столкнулись с опасностью физической расправы над…
Граф кивнул снова.
— А я шагаю не в ногу! — не утерпел Золотце. — И задам вопрос, на который кивком ответить не получится. Или-или. Стал ли по факту совершения вашей немыслимой сделки Веня свободным человеком — или же он по-прежнему оскопист, только теперь ваш личный?
— Ну оскопист-то он наверняка, — пробормотал Гныщевич.
— Друг Гныщевич, ай-ай-ай, — пожурил его Хикеракли, — не быть тебе сутенёром для состоятельной публики с таким деревенским пониманием предмета! Учись, пока я жив: оскопист — это всё-таки про душу, а не про тело. И про её, души, способность…
— Хватит, — негромко, но внятно произнёс граф Набедренных.
Именно «произнёс». Не «приказал», не «попросил».
Хикеракли умолк мгновенно, даже удивительно, что не стал на инерции зубоскалить.
— Граф, а вы про обыски уже слышали? — быстро нашёлся всегда спокойный и миролюбивый господин Драмин. — Про то, что на стройке второго кольца казарм творится?
— Ой, а мне ведь тоже есть о чём всем вам рассказать! — вспомнил господин Приблев. — Масштаб иной, но всё же: сегодня я был на практике в лечебнице и столкнулся там с пациентом, которого…
Золотце — как мог бесшумно — улизнул в переднюю. Лучше ему сейчас покурить на свежем воздухе, может, схлынет гнев.
Проклятый граф обменял верфь на оскописта. Веня стоит верфи. Уму непостижимо.
А ведь именно третью грузовую граф намеревался реформировать! Там ведь должны были остаться свободные эллинги, они ведь размышляли с графом, как один из эллингов огородят и переоборудуют под цех с алхимическими печами — когда Золотцево дело пойдёт в гору и под нужды бывшей лаборатории лорда Пэттикота понадобится целый цех.
Не понять же пока, открывает или закрывает перед Золотцевым делом двери в будущее налог на бездетность.
Сам Золотце открыл прозаичную дверь на улицу и увидел, как батюшка не менее прозаично закрывает садовую калитку за Тимофеем Ивиным.
— Интересный мальчик, — брякнул батюшка, поравнявшись с Золотцем, — но неврастенический.
Необходимость переспрашивать, куда и зачем ушёл Тимофей Ивин, отпала.
А из дома в скромный — в Старшем районе себе иного не позволишь — сад вышел ещё и хэр Ройш.
Батюшка, наоборот, в дом вернулся, коротко с ним раскланявшись.
— Пока господа повторяют пройденное ради графа и его выгоднейшего приобретения, — начал хэр Ройш, — я хотел бы обсудить с вами с глазу на глаз вопрос куда более деликатный, чем все сегодня поднятые.
— Я ваш, — чуть нахмурился Золотце, не ожидая уже от сегодняшнего дня ничего хорошего, и с наслаждением втянул папиросный дым.
Ноябрьским днём курить в саду без пальто — изысканное блаженство не для каждого. Как твиров бальзам, которого попросил Веня и к которому Золотце сейчас с радостью бы приложился сам.
— Вы ещё помните, как мы говорили пару дней назад, на параде — об ответственности, что взял на себя персонально мой отец?
— Конечно. Эта ответственность распадалась на две практические задачи: непосредственное расследование деятельности листовочников и работа над законодательным запретом листовок с призывами… С теми призывами, которые он сочтёт осмысленным запретить.
— Рад, что вы не слишком отвлеклись на чепуху, — сухо отозвался хэр Ройш, но Золотце готов был поклясться, что то был комплимент от сердца чистого и даже в своём роде пламенного.
На их головы меланхолично опускались хлипкие ноябрьские снежинки, и уже один этот факт ставил чепуху на место чепухи, высвобождая разум для действительно значимых проблем.
— Видимо, у вашего отца имеются успехи?
— Более серьёзные, чем я мог ожидать. Дело даже не в том, что у него споро продвигается концепция запрета на выражение народного гнева. Дело в том, что он вознамерился как можно скорее заверить её у Четвёртого Патриархата.
— То есть обратить из местного закона в общеконфедеративный? — переспросил Золотце. — Но что, прошу прощения, это ему даст? Ему и всему нашему Городскому совету.
Из чердачного окошка вспорхнули батюшкины голуби, счастливые и шумнокрылые.
— Во-первых, возможность по своему усмотрению ужесточить санкции на местном уровне, что невыполнимо, если местный закон не подкрепляется конфедеративным. Во-вторых, таким образом и все другие города в этом государстве будут с лёгкостью задушены, если у них проснётся вдруг сознание себя. — Хэр Ройш забавно удивился снежинке, осевшей у него на щеке. — Проекту конфедеративного закона пока не хватает некоторых сугубо юридических штрихов. Отец сядет писать в Четвёртый Патриархат не раньше, чем через неделю. И не позже, чем через две.
Читать дальше