Array Альфина - «Пёсий двор», собачий холод. Том II (СИ)

Граф Набедренных послал хэру Ройшу какой-то замысловатый, противоречивый взгляд, а Веня залпом хлопнул поданную ему стопку твирова бальзама.

И вслед за тем ещё один человек в гостиной тоже хлопнул — Хикеракли.

Себя по лбу.

— Веня, — ткнул он пальцем в Веню. — Оскопист. Дорого. Сколько денёчков вы, уважаемый граф, пользовались единолично его услугами-с?

Граф Набедренных только прикрыл глаза.

— О чём ты толкуешь? — зашипел хэр Ройш.

— А о том, господин хэр, что оскописты не так работают, как граф — уж простите покорно, граф, — себе вообразил. Не разгуливают по городу эскортом, для этого, — как ни в чём не бывало подмигнул Хикеракли хэру Ройшу, — другие заведения имеются. А ежели всё-таки разгуливают, то вот так оно и выходит. Накладно-с.

— Ну не настолько же! — почти очаровательно, если в свете сложившихся обстоятельств, возмутился господин Приблев. — Это несоизмеримая оплата, она вообще-то смешна, поскольку противоречит здравому смыслу. Хикеракли, ну раздели среднюю стоимость корабельного предприятия на тридцать… да пусть даже на шестьдесят, на девяносто дней!

Хикеракли шутовским жестом ткнул себя в грудь и выпялился: я, мол, раздели? Я?

— Ай, — сплюнул в сердцах господин Приблев, — но это же получается какая-то вовсе сказочная сумма за услуги соответствующего рода, не верю. Тут что-то другое.

— Да нет, не другое, — тихо оспорил граф и предпринял неудачную попытку улыбнуться. — Просто разделите среднее корабельное предприятие на среднюю продолжительность жизни.

Господин Приблев пронёс высокую чашку с парижским чаем мимо рта.

За’Бэй, что с ним бывало крайне редко, выбранился на родном языке, но его тотчас перекрыл захохотавший взахлёб Гныщевич.

Хохотал Гныщевич долго, громко, с упоением и даже, пожалуй, освежающе. За это время Золотце как раз успел перебрать в памяти все прецеденты, когда они вдвоём с За’Бэем по какому-нибудь поводу перемывали графу кости и в итоге обязательно соглашались друг с другом в том, что граф, конечно, чудеснейшее явление природы и, возможно, гений, но иногда нестерпимо хочется отвесить ему крепкий подзатыльник. А то и пинок под зад.

Все былые поводы к пинкам меркли в сравнении с выкупом оскописта из салона.

— Граф, c'est magnifique, c'est admirable, c'est à se mettre à genoux! — стирая рукавом выступившие слёзы, заявил Гныщевич. — Вы спасли мою старость! Теперь, если я вдруг всё потеряю, я знаю, как без натуги сколотить капитал — пойти в сутенёры! Для состоятельной, конечно, публики, — Гныщевича всё продолжало трясти. — Нет, в Порту такое, без сомнения, тоже случается, хотя как-то больше выкрадывают или убивают, но вы, граф, вы…

— Перестаньте глумиться, — раздражённо бросил хэр Ройш. — Вы воображаете себя деловым человеком, господин Гныщевич, так напрягите разум и вообразите заодно, что в ближайшем будущем грозит нашей экономике.

— Не драматизируйте, — возразил разговорившийся господин Приблев, — одна грузовая верфь от шести, в процентах…

— Поразмыслите о процентах серьёзней, — не дал ему закончить мысль хэр Ройш. — Это ведь сорвавшиеся сделки, это пересмотр многолетних контрактов, это леший знает что ещё, проистекающее из гипотетического нежелания крупных собственников, то есть сплошь аристократов, иметь дело с новым партнёром. Который, во-первых, как владелец судостроительного предприятия никому неизвестен, и уже потому не заслуживает доверия. А во-вторых, тут могут обрести вес факторы нравственные или эстетические, сколь бы мы с вами их ни презирали, подсчитывая проценты!

За’Бэй, явно не до конца ещё поборовший в себе интенцию хорошенько врезать графу по лицу, угрожающе потряс рукавом шубы, провозглашая тост:

— Хэр Ройш говорит, нашу экономику хоть сколько-нибудь, да искорёжит. Хикеракли говорит, Охрана Петерберга обиделась и жаждет крови гражданских. В общежитии грядут обыски, и мой сосед говорит, что это его нервирует. Господа, у нас у всех только один выход, — засмеялся За’Бэй над собственными словами. — Так выпьем же за революцию в Петерберге!

Последовали разрозненные аплодисменты — каждый вложился в меру сил и исходя из текущей фазы собственного, гм, изумления. Если не выражаться грубее.

Золотце краем уха расслышал, как негромко стукнули двери в переднюю: кто-то выскользнул. Но Золотцу сейчас вовсе не было до того дела.

— Я думаю, — изрёк Скопцов, — несмотря ни на что, вы поступили благородно, граф. Если отрешиться от подробностей, так и подавно.