Array Альфина - «Пёсий двор», собачий холод. Том II (СИ)

Гныщевич проговаривался иногда, что очутился на боях — нелегальных, портовых, о которых в городе ходят такие слухи, что люди приличные-законопослушные в бои не верят вовсе, — задолго до Академии. Выходит, ребёнком очутился. Но вытрясти из него детали Метелин не мог, Гныщевич отмахивался и хмыкал уничижительно: «Хочешь mélodrame, графьё? Шёл бы тогда романы читать». Но не романы требовались Метелину, а живые слова — с приближением дня, когда замысел его наконец исполнится, в душе происходили перемены, признавать которые было странно и страшно.

Нынче ему хотелось знать и про детство Гныщевича, и про реальные, а не выдуманные паникёрами порядки таврской общины, и про то, как правильный Приблев умудрился объяснить своему отцу-врачу и брату-врачу работу на заводе, и как сумел Драмин ужиться под одной крышей с самолюбивым и скандальным Валовым. Невероятную важность приобрели вдруг вопросы, откуда у Хикеракли средства к существованию, почему Скопцов и в казармах вырос Скопцовым, зачем купеческому сыну Мальвину Академия и хочет ли За’Бэй возвращаться домой. Даже до смерти родителей графа Набедренных и планов на будущее хэра Ройша Метелину будто бы было дело.

Жизнь утекала сквозь пальцы — загадочная, так и не понятая, будто бы никогда не принадлежавшая Метелину. И только сейчас пришло осознание: вокруг — да прямо по мостовой! — разбросаны ответы на серьёзнейшие вопросы, которые он никогда не удосуживался задать. Не удосуживался и потому — не умеет, не представляет теперь, с чего начинать. Настолько, что даже сообразительный Гныщевич хмыкает и посылает к романам.

Поздно читать романы, когда шея окаменела, а на ногу не ступить, не поморщившись.

Метелин сжал зубы — даже короткая лестница на крыльцо Академии глумливо припоминала ему о вчерашних пропущенных ударах. «Gnangnan! — плевался Гныщевич. — И как всякая размазня, будешь размазан по земле то-оненьким слоем. Брось, графьё, свою cause perdue, ну не сдюжишь ведь».

Сжатые зубы скрипели, но отказываться от «гиблого дела» Метелин не собирался. Поскрипит ещё, если надо.

Из-за спины выпорхнул Жорж, взлетел на крыльцо скорой походкой небитого человека. Жоржа теперь звали Золотце — скорее за лёгкий нрав и ювелирные таланты отца, чем за смутное созвучие с фамилией. На Жоржа Метелин третий год как таил обиду, но сейчас подумалось: к Золотцу -то у него претензий нет.

— Господин Со… Золотце!

Золотце обернулся форменным Жоржем — скорчил одновременно приторную и презрительную гримасу, которая на его кукольном личике смотрелась смертельным приговором умственным способностям собеседника.

— Я вас внимательно слушаю.

— Я… знаете, мне показалось нелепостью, что мы с вами можем сесть за один стол и поучаствовать в общей беседе, но с глазу на глаз по-прежнему не здороваемся.

Гримаса переломалась о собственные углы, наполовину сползла и обратилась чем-то нечитаемым.

— В таком случае — здравствуйте. Добрый день.

Не подобрав за полминуты следующей реплики, Метелин устыдился своего порыва. Разбитое не склеишь, детство не вернёшь, у людей, которые давно стали чужими, попросту нет поводов для разговора.

Золотце, впрочем, шаг не ускорял и по коридору шёл рядом. Когда Метелин решил, что тем их общение и ограничится, он вдруг спросил:

— Саш, что с тобой?

Метелин дёрнулся — его всегда заставало врасплох чужое умение распознавать то, что не произнесено вслух. Возможно, потому что сам он этого умения был начисто лишён.

— Когда ты впервые пришёл к моему батюшке за подарочным револьвером, у тебя и то выражение было повеселее, — сменил Золотце тон на более едкий, и сразу стало как-то спокойнее. — Завод процветает, «Метели», говорят, даже не слишком вязнут в наших болотах, высший свет ахает над тобой не меньше, чем над графом Набедренных… Так в чём беда?

— Может, мне всего лишь не хватает в ближнем кругу людей, которым я не платил бы жалованье? — отшутился Метелин и сам услышал, как он неуклюж.

— Замечу, что в те несколько месяцев, когда мне платил жалованье граф Набедренных, мы оставались чрезвычайно довольны друг другом.

— Так вот чем он лучше меня, — вновь попытался сыронизировать Метелин и вновь сел в лужу: что-то уж больно искренне для иронии получилось.

— Не могу ни подтвердить, ни опровергнуть — я же не видел, как платишь жалованье ты, — Золотце чуть улыбнулся чему-то своему. — Впрочем, если ты вдруг всерьёз интересуешься, в чём же тебя лучше граф Набедренных, так и быть, расскажу. Например: весь сентябрь он где-то пропадает. Я нечаянно узнал, что точно не на верфях. Можно предположить, что с ним происходит нечто — ну прямо как с тобой на первом курсе! Но — в отличие от тебя — когда он всё-таки соизволяет дойти до Академии, он не смотрит на своих друзей сторожевым грифоном за то, что они-де осмелились не вздыхать по нему, а радовались жизни доступными им способами.