Новый наместник, мсье Гаспар Армавю, маркиз двадцати шести лет. Француз, потому что у них заведена национальная сменяемость. Молодой, потому что такого попросил сам хэр Штерц. Молодому, мол, проще будет реформировать этот город, найти общий язык с негодующими юнцами, у него больше энергии и идей. Женат, намеревается со временем перевезти в Петерберг супругу и маленькую дочь. По слухам, бабник и мот. Недавно вместе с половиной Франции переболел оспой, но умудрился избежать язв. Считает себя человеком прогрессивным и мысли свободной.
Хэр Штерц заочно знал про нового наместника очень много, но никогда не видел и не представлял, как тот выглядит.
Когда трап гулко хлопнул о причал, Гныщевич на мгновение прикрыл глаза.
Это наука, которой не расскажут ни в каких академиях. Вот у этого bijouх много, но дешёвых: любит щегольнуть, но скряга. Вот у этого — всё то же, но он под ручку с девкой, при ней не решится жалеть деньги. Этот не хромает, но туфли ему жмут; если провести три квартала, согласится на что угодно, лишь бы где заночевать. Этот в германских лентах, но баск; на чужих языках, как все баски, говорит плохо, но его не проведёшь. Этого извела морская болезнь — если налить да развеселить, отблагодарит широко. Этот выдаёт девку за жену, но она ему не жена, и бумажки наверняка фальшивые.
Люди отстукивались перед глазами, как костяшки счёт — разные, одинаковые, бледные от плаванья и цветастые от чужого города. Les hommes. Les espèces. Гныщевича всегда накормили бы в общине, но в пятнадцать он особенно категорично расхотел приходить к Цою Ночке за подаянием. От умения читать этих людей зависел тогда не кусок его хлеба, а куда большее: самолюбие.
Гныщевич опять усмехнулся сам с собой. Как-то раз он взбрыкнул, и тогда зависеть стал кусок хлеба. Это длилось недели две, пока один из местных носильщиков с росской внешностью не подошёл к нему и не сказал, что папаша просит завязывать и возвращаться.
И поди разбери, какое слово тут важнее — «папаша» или «просит».
Французы — нация без ярко выраженных внешних признаков, так что глаза Гныщевича отсекали только тех, кто явно принадлежал к какой-нибудь другой. Маркиз — значит, cela va sans dire, одет дорого, иначе просто не смог бы. Человек мысли прогрессивной? Наверняка не в парижском узеньком сюртуке с нелепо длинными фалдами, а в на неросский манер росском. Возможно, со следами ночного пьянства или качки на лице и с девкой на локте.
Мсье Армавю подвёл только в одном: сюртук на нём всё-таки был французский, скрывавший лёгкую полноту, но в остальном же — даже девка имелась при шельме! Правда, по тому, как старательно он с ней раскланялся, — продажная. Ухоженный, невысокий, светло-русый, с припухлыми от хорошей жизни щеками и младенчески глуповатым взглядом, мсье Армавю нацепил перстень-печатку поверх благородно-оливковой перчаточной лайки, а обручальное кольцо припрятал под ней. На двадцать шесть лет он никак не выглядел.
Холёная, холёная жизнь, как у его сиятельства графа Метелина. Когда Гныщевич к мсье Армавю подходил, ему померещился от того запах шампуней и масел, будто новый наместник источал их самими фибрами и порами кожи.
— Monsieur Armavu? Je suis engagé pour vous accompagner, — прощебетал Гныщевич, предельно по-европейски не глядя на то, как мсье Армавю не глядит на свою девку. — Le Conseil municipal vous souhaite la bienvenue à Pétersberg.
— Pardonnez-moi? — новый наместник захлопал бледными ресницами. — Je ne savais pas que… Ах, вы меня проверяете! — просиял вдруг он. — О, я знаю, что нам следует говорить по-росски. L’étiquette, l’étiquette! Но я не знал, что меня здесь будут встречать.
Уж конечно. Знал бы — отвязался б от своей девки ещё на корабле.
По краям причала, не привлекая к себе иностранного внимания, стоял десяток солдат. Солдат, каждому из которых наверняка светило бы повышение, догадайся он, что прямо сейчас у них под носом вышагивает господин новый наместник Петерберга.
И никого, кто хоть чем-нибудь выдал бы свою принадлежность к наместническому корпусу, так и не мелькнуло. А может, иронически подумал Гныщевич, есть они тут, да сами не знают, как мсье Армавю выглядит?
— Вас, видимо, не известили, что в городе… неспокойно, — всё так же медово пропел Гныщевич. — Происходят небольшие беспорядки, так что вам пока не следует ходить одному. Не беспокойтесь, — прибавил он, заметив на щеках мсье Армавю розоватые пятна, — наместнический корпус предоставит вам защиту.
— О, тут не о чем переживать, — мсье Армавю покачал головой, — я изучал индокитайские единоборства и фехтование. Сугубо ритуальные боевые искусства, очень эстетичные… Но я слышал, что в Росской Конфедерации небрежно относятся к Пакту о неагрессии.
Читать дальше