Твирин, Тимофей Ивин, взялся за следующую папиросу.
— Вы гарантируете, что Порт не станет источником слухов?
— О, он станет, но в ином смысле, — пожал плечами граф Набедренных. — Думаете, дружественные порты не насторожатся, когда назначенные рейсы будут задерживаться один за другим? Но я имею соображения и на сей счёт, в Морском кодексе можно отыскать любопытные лазейки. Так вот, вернёмся к вопросу листовочников…
— Граф, — отчеканил Твирин, Тимофей Ивин, — не вы ли предложили обойтись без расшаркиваний? Этот разговор смешон и гадок. Мы оба знаем ответ на, как вы изволите выражаться, «вопрос листовочников».
— Неужели? — холодно осведомился граф. — Боюсь, вы слишком узко понимаете проблему. Задумайтесь всё же о возможной реакции горожан и её долговременных последствиях.
— Видите ли, граф, Охране Петерберга не нужны верфи, даже все пять, — Твирин, Тимофей Ивин, будто забыл добавить в свой тон положенного яду, а потому слова его прозвучали действительно страшно. — А если понадобятся, она возьмёт их сама. Портовая дипломатия — это немного другое, но её вы уже наладили.
— Мы торгуемся?
— Что вы. Прощупываем границы с обеих сторон.
За’Бэю очень хотелось просто взять и стукнуть Твирина, Тимофея Ивина, будь он неладен. «Обеих сторон», выдумал тоже! Да где б ты был, мальчик, если б одна из сторон не принимала тебя ещё на прошлой неделе с распростёртыми объятиями?
— Хорошо, — смял окурок граф Набедренных. — Допустим, мне известно местоположение господина наместника. Допустим, я в силах его изменить по собственной прихоти. Об этом мы с командованием пока не успели поговорить — слишком уж они торопились.
Фигурные брови Твирина, Тимофея Ивина, вздыбились. С наместником граф попал в точку, хотя помянул только одного наместника, а теперь их почти что два. Сегодня вечером должен прибыть в Петерберг новый, и уж его-то корабль причалит безо всяких проволочек — но об этом Охране Петерберга не может быть известно никак.
Ежели судить по фигурным бровям Твирина, Тимофея Ивина, неизвестно ей ни лешего и о прежнем наместнике. Дотошный Мальвин припомнил, что видел в учётных документах постовых отметку о выезде, которая могла означать хэра Штерца — но формалистскую до безобразия. В отличие от обычных горожан, должностные лица такого полёта о целях своих постовым не докладывают, что вообще-то несправедливость изрядная, но в данном случае — Революционному Комитету полезная. Хоть и твердил Хикеракли, что про инспекцию именно на метелинский завод ему сболтнул какой-то конюх, Мальвин таких подробностей в документах не встречал, а потому настаивал: раз солдаты до сих пор на завод не заявились, есть шанс, что Охрана Петерберга господина наместника потеряла.
И граф, получается, решил этот шанс использовать по своему усмотрению. Ох, граф.
— Если вы не блефуете, это прекрасная новость, — не в силах замаскировать оторопь, пробормотал Твирин, Тимофей Ивин, но тут же подобрался: — Только к вашему «вопросу листовочников» отношения она, увы, не имеет. Вы человек с богатым воображением, граф, так представьте себе, чем чревата несостоявшаяся сатисфакция. Я имею в виду простых солдат Охраны Петерберга, которые нынче, будем откровенны, подчиняются далеко не всем приказам. И не упускайте, пожалуйста, из виду, что задержанного кто-то, собственно, задерживал, конвоировал, охранял — все эти люди его запомнили. Его вообще довольно легко запомнить.
Граф, конечно, побледнел.
— Вы совершенно правы, — медленно проговорил он. — Отпустить его просто так нельзя, такому решению необходимо связное оправдание…
Твирин, Тимофей Ивин, смотрел на графа Набедренных спокойно и оценивающе, ощущая себя победителем.
— Тоже мне, нашли проблему — «оправдание»! — брякнул За’Бэй, очень стараясь не плюнуть в рожу Твирину, Тимофею Ивину. — Тут никакого богатого воображения не нужно: человек подневольный, подневольнее не придумаешь, хуже слуги. Прямо раб, это всякому дураку должно быть ясно. Даже если и имел отношение к каким-то листовкам, он себе не хозяин.
— А кто же хозяин? — не оборачиваясь бросил Твирин, Тимофей Ивин.
Так далеко предложение За’Бэя зайти не успело — ответ вырвался сам собой, без задней мысли. Но и впрямь: если проклятый оскопист, от которого в жизни одни огорчения, развешивал листовки против Охраны Петерберга не по своей воле, то должна быть где-то та воля, которая им руководила.
Только За’Бэй, как и все здесь присутствующие, прекрасно знал, что нет её, этой чужой воли. Не подставлять же невиновных людей!
Читать дальше