Array Альфина - «Пёсий двор», собачий холод. Том III (СИ)

Чего, спрашивается, неймётся не ко двору придирчивой душе?

Когда граф Набедренных ступил с доски на крышу, Веня влетел ему в спину, вцепился в рукав, словно вздумал падать.

— Прошу прощения, — выдохнул он погодя в самое ухо, — померещилось, всего лишь померещилось. Будто они начали-таки палить по казармам.

— Мы всё ещё можем спуститься, если вы опасаетесь стрельбы, — напомнил граф Набедренных, не придумав лучшего способа сгладить неловкость непреднамеренного контакта.

— Я всё ещё предпочитаю близость к небу. Если вы позволите хвататься за вас и впредь.

Как ответить смеющимся Вениным глазам в должной мере светски, граф Набедренных не знал, но тут весьма кстати замолк первый хор «Кармины Бураны». Динамики повторили его столько раз, что можно было поверить: он вечен и обязателен для миропорядка — подобно ежеутреннему восходу или закону тяготения. Что случится, когда закон тяготения ни с того ни с сего прекратит своё действие? Наверняка все свидетели сего знаменательно события замрут вот так же — с изумлением и едва ли не благоговением. И воспарят, разумеется, занятые по горло своими сложными чувствами.

Графу Набедренных было прекрасно известно, что первый хор «Кармины Бураны» замолчит не «ни с того ни с сего», а строго в соответствии с договорённостями, кои пристало именовать партитурой нашей парадоксальной батальной сцены, но в первый миг вкрадчиво потрескивающая динамиками тишь и на него произвела совершенно фантастическое впечатление. Так иногда описывают посмертную встречу с европейским богом: жизненная суета обрывается на случайной ноте, и открывшееся взору безмолвное величие вынуждает обратить пристальнейший мысленный взор на собственное греховное ничтожество.

Но это всего-навсего эстетская иллюзия.

Граф Набедренных не верил ни в европейского бога, ни в европейское посмертие, но то была неверная постановка вопроса: как постиг он только теперь, он не верил в смерть саму по себе. Где-то в отдалении щёлкали выстрелы, они означали смерть, но если смерть так легка, так скора на расправу, так приручаема всяким, кто осмелится ей распоряжаться, не значит ли это, что мы понимаем её превратно?

Люди и книги ведь твердили, будто укачанная индокитайскими волнами смерть родителей должна была оставить графа Набедренных безутешным, но ничего подобного он в себе не обнаружил — ни четыре года назад, ни потом. Право, странно сокрушаться из-за финального аккорда пусть даже самого чарующего концерта! А что финал неизбежен, следует уже из композиции: композиция попросту бессмысленна без финала, без финала она теряет всякую ценность. Быть может, финалу приличествует не посрамить всё, что прозвучало до него, но о чём ещё печалиться?

Смерти нет, есть лишь финальный аккорд и тревога за то, чтобы не сыграть его фальшиво.

— Солдаты Резервной Армии, — не утруждая себя восклицанием, разрезали тишину пополам динамики, — вы зверски расстреляли членов Четвёртого Патриархата, поддавшись панике, порочащей ваши погоны. Вы трусы — и вы преступники. Такие же, какими полагаете Охрану Петерберга. А то и хуже: всё, что совершила Охрана Петерберга, она совершила сознательно и без сожалений. Вас же под наши стены согнали ваши генералы, как сгоняют скот. Они не снизошли даже до объявления о разгроме Оборонительной Армии на Южной Равнине. Так неужто вы верите, что о положении Петерберга они сказали вам правду?

— Радио! Радио! На паузу ленту, срочно! — булькнул приёмник внутреннего канала. Барон Каменнопольский, весь неестественно белый и оцепеневший, на непочтительный к моменту приёмник воззрился в высшей степени потерянно — словно оказался тут ненароком, а не нёс пост подле точки связи.

— Есть на паузу ленту! — весело отозвался из приёмника голос, в котором признать За’Бэя позволяла только вечно приподнятая интонация. — Казармы, что там у вас?

Но разъяснения граф Набедренных с Веней не услышали, поскольку останавливаться не намеревались: шли они всего-навсего с середины Восточной части, но до границы с частью Северной до сих пор не добрались. Да и вид барона Каменнопольского так и вопиял о том, что куртуазная беседа над приёмником сейчас неуместна.

Впрочем, предполагаемую причину паузы можно было пронаблюдать непосредственно, буквально в дикой природе — полк, вольготно расположившийся в поле зрения графа Набедренных и Вени, выкатил откуда-то телегу, гружённую двумя большими динамиками, и готовился сказать своё слово.