Array Альфина - «Пёсий двор», собачий холод. Том III (СИ)

С другой же стороны, увы, после подобного знакомства её fortissimo навсегда останется омрачено тяжёлыми воспоминаниями.

— Последнего, старшего Асматова, изрешетили сразу, — Веня поднялся от приёмника и с изяществом отряхнул шубу, — более того, у них всё же вспыхнула перестрелка в собственных рядах! Был приказ не стрелять, но его то ли не услышали, то ли из страха проигнорировали — и теперь подле Северной части солдаты Резервной Армии убивают друг друга. Граф, пожалуйста, давайте же взглянем!

— Полагаю, пока мы будем добираться, старшие офицеры изыщут, как прекратить неповиновение.

— Граф, прошу вас, — улыбнулся Веня, и вопрос был решён.

Мимо по-хищному быстрым шагом пронеслась группа солдат — наших солдат, Охраны Петерберга. Всё верно: если действо с участием делегатов завершилось, пришло время плотно занять огневые позиции. Орудия разместили на многострадальных крышах ещё позавчера, и хотя залпов из них по-прежнему хотелось бы избежать, с этого момента артиллеристы должны быть всецело готовы вступить.

Генерал Йорб — единственный из генералов, кто был посвящён в малейшие детали плана — жёстко высказал своё мнение об артиллерии: до последнего не давать отмашку, иначе противник почувствует себя вправе ответить тем же. Да, спровоцировать на активные действия необходимо, но действия действиям рознь: потери от наших артиллерийских залпов могут быть значительны — личный состав, аналогичные орудия, припасы; мы же в случае ответных залпов начнём терять само кольцо. Кирпичная кладка обрушится, деревянные бараки загорятся, зазияют бреши, а бреши соблазнительны. Генерал Йорб был уверен: Резервной Армии под силу взять Петерберг штурмом, среди командования есть кому штурмом руководить, и мы, безусловно, можем упиваться самонадеянностью, однако исход штурма в известной степени непредсказуем. Следовательно, главный наш шанс, сколь бы это ни было странно, обеспечен Пактом о неагрессии: помышляй Резервная Армия с самого начала о штурме, а не блокаде, всё могло обернуться для нас более чем плачевно. Нам остаётся тонкая, буквально ювелирная или даже алхимическая работа: довести температуру Резервной Армии до той, что выше блокадной, но ниже штурмовой. Генералу Йорбу такая возможность представлялась маловероятной.

«Чем их проймёшь после того, как вы обошлись с членом Четвёртого Патриархата?» — хмурил он без сомнения выдающиеся брови.

«Тем, как обойдутся с членами Четвёртого Патриархата они сами», — ответил тогда Веня, пока все остальные искали осторожные слова, чтобы разъяснить сей чрезвычайно спорный ход. Результаты вдохновенного обсуждения в своём кругу бывает не так просто отдать на суд посторонним, пусть оные посторонние и находятся в подчинённом положении. Веня же смущения ничем не обнаружил — возможно, оттого что действительно не сомневался в успехе.

Совсем скоро станет ясно, стоило ли сомневаться.

Поравнявшись с лестницей, граф Набедренных предложил Вене добираться по Северной части по земле, чтобы не стеснять солдат, коим в столь напряжённую минуту требовалось то и дело прибегать к живости народного языка и прочим практикам повышения концентрации, но Веня только помотал головой.

Мелькнул — немного неожиданно в Восточной части — господин Мальвин в сопровождении двух полковников, решительно не отличимый от них лицом, даром что в два раза моложе. Одарил праздношатающихся строгим взглядом: на крышах сейчас от шатания не было пользы, но мог приключиться вред — о, граф Набедренных полностью разделял эту точку зрения, но как откажешь человеку, с таким восторгом всматривающемуся в зазеленившиеся шинелями поля?

Это весна — весна до весны. Революции к лицу весна, и есть надежда, что буйства красных красок преждевременной осени Петерберг не допустит.

Там, где кольцо крыш вдруг размыкалось, смычками служили доски, и переход по ним отчего-то был волнителен, хоть высота эта и уступала обыкновенной высоте прогулок над Петербергом, которые раньше так любили инициировать Золотце и За’Бэй. Идти же по доскам под руку не получилось бы в любом случае, и граф Набедренных с непонятной опаской обернулся: происходящее до того захватило Веню, что к тому возвратился шальной хмель листовочной поры.

И хмель этот стыдил: мы выигрываем, при том не по правилам, навязав правила собственные — почти что бескровные, неслыханные доселе, неправдоподобные от лежащего в их основании абсурда — чем не повод для воодушевления?