Мария Тумова - Обнаженные души

– Это деньги Венсана Кара. Бери, они тебе пригодятся, чтобы уйти.

Хорхе неуверенно взял банкноты.

Вечером мадам Бернадет принесла ужин Венсану и собрала посуду, которую он так и не привык убирать за собой.

Она была бледна, а брови ее нахмурены. Однако Венсан, совершенно погруженный в собственные мысли, не заметил этого, пока она не заговорила:

– Вы слышали, что сегодня случилось на площади, мсье Венсан? Ужас-то какой, и говорить страшно.

Венсан бросил беглый взгляд в ее сторону и только сейчас обратил внимание на ее бледное лицо.

– Я был там, – коротко сказал он.

Она всплеснула руками.

– И вы видели? Сами? Как этих несчастных… – слова ее обрывались от волнения. – Кровь, убийства, мне соседка рассказывала. Прямо, говорит, как на войне.

– Хуже, чем на войне, – согласился Венсан.

– Да уж, такое время. Неспокойное. Сейчас только сиди молча, тише воды ниже травы, а не то живо… Да уж, – повторяла она, кивая, – такое время…

Венсан посмотрел на нее чуть дольше, чуть внимательнее. А затем молча приступил к ужину.

Венсан бросил на стол листок бумаги. Ева подняла его и прочла вслух:

«Один убитый француз – десять убитых немцев».

Опустив бумажку, она посмотрела на него.

– Война, так война.

Он был мрачен. И он был зол, словно это лично ему бросили вызов.

– Мы сорвем все их плакаты и заменим на наши.

Сесар произнес, наклонив голову:

– А потом мы станем воплощать это в жизнь?

– А потом мы воплотим это в жизнь, – утвердительно и сухо повторил Венсан.

Той же ночью плакаты оккупантов были сорваны, и на их месте появились листки Сопротивления. В рядах немецкой верхушки, державшей под контролем Орийак и окрестности, это вызвало яростное бешенство. Они жаждали смирения, но добились обратного результата, словно бросили кость в горло изголодавшемуся зверю.

Группа теперь собиралась чаще чем раз в неделю, на этот раз им пришлось встретиться в субботу. Не было только Евы, ее не удалось разыскать. Соланж и Венсан догадывались о том, где она, но решили ее не беспокоить. Все остальные были в сборе. И все были взволнованны. Немцы схватили еще нескольких молодых французов. Якобы это они расклеивали на улицах листовки. На самом деле в это никто не верил. Даже немцы. По радио сообщили, что, если не явится человек либо группа людей, убившие Вернера фон Вауса, то их расстреляют.

Соланж не могла унять дрожь. Венсан в нетерпении ходил по комнате. А Сесар и Ксавье молча сидели за столом. Долго никто не решался заговорить.

– Мы не можем продолжать укрываться в тени, – беспомощно выдавила Соланж.

– Мы? – Венсан остановился напротив нее. – Ты же не предлагаешь всей группе податься в лапы оккупантов.

« Человек либо группа людей…».

Да, это мог быть и один человек.

– Те несчастные погибли из-за нас… – еле слышно произнесла Соланж, вновь возвращаясь воспоминаниями к тому дню.

– Вздор.

– Венсан, разве ты не чувствуешь, что их кровь на твоей совести, на твоих руках?

– Их кровь не на моих руках! – жестко отрезал Венсан. – И не на твоих. Это они хотят, чтобы мы так считали, чтобы мы винили себя, чтобы мы остановились.

– Пусть не тогда, но сейчас, если мы допустим, если… – она обернулась к Сесару с какой-то болью во взгляде, с какой-то мольбой. – Если ты допустишь, чтобы за тебя вновь расплатились другие.

– Ваусаубил я, а не Сесар, – еще жестче отрезал Венсан и медленно опустился за стол.

– И чего мы добьемся? – продолжил он. – Будет еще один показательный расстрел, новая кровь. Кому станет легче?

– Тем, кого не убьют напрасно, – сказал Сесар угрюмо.

Венсан откинулся на спинку стула, задумчиво глядя на Сесара и на Соланж. Ксавье потупил взор.

Неожиданно раскрылась и хлопнула дверь в прихожей. Все переглянулись, Венсан поднялся и вышел в коридор.

У входа, закинув голову назад и закрыв глаза, стояла Ева. Она была еще бледнее обычного.

– Ева? – ее вид насторожил его.

Она отстранилась от двери и, отбросив сумочку, прошла в комнату. Он вошел следом. Она будто не удивилась тому, что все в сборе.

– Ева, что…? – начал Сесар.

– Они закрыли еврейский квартал в гетто. Поставили оцепление и запретили всем евреям покидать район.

Сердце беспокойно сжалось в груди Венсана. А Соланж осторожно спросила:

– И совсем никому не дают выходить?

– Совсем никому…

Они разошлись, так и не приняв окончательного решения.