Нагиб Махфуз: Избранное

Сабир ищет отца, ибо только отец, в его представлении, может дать ему «счастье, достоинство и спокойствие», а не найдя, решается на преступление. Путь самостоятельности, упорного труда, на который зовет Сабира Ильхам (имя ее означает «вдохновение»), противен низменному, чувственному, материалистическому началу, доминирующему в его натуре. Имя героя — Сабир («терпеливый») — являет прямой контраст с его характером, с нетерпеливой жаждой легкого обогащения, беспечальной жизни.

Но именно двойственность природы человека, присутствие в нем не только низменного, плотского, но и духовного, божественного начала, делает его, в глазах Махфуза, ответственным за свои поступки, за свой выбор. Узнав, что отец его — миллионер, сохраняющий вечную молодость и странствующий по свету, занимаясь лишь любовью (метафора бога как отца всех людей), Сабир задается недоуменным вопросом: «Он таков же, как и я! Так почему же он странствует по свету и наслаждается его удовольствиями, а я томлюсь в тюрьме в ожидании веревки?!» И слышит в ответ, что отец, очевидно, считает своих сыновей равными себе по силе и не нуждающимися в помощи.

В решении проблемы взаимоотношений человека с богом Нагиб Махфуз в «Пути» еще более категоричен, чем в «Преданиях нашей улицы». Он решительно отказывает человеку в надежде на помощь и поддержку свыше и возлагает на него полную ответственность за свои поступки. «Бесполезно рассчитывать на других», — подводит итог своих поисков отца Сабир. Но это не значит, что человек не должен рассчитывать на самого себя, не должен искать нравственную опору в собственной душе. Не имея в, душе нравственного закона, Сабир, как и Раскольников у Достоевского, преступает закон человечности, он совершает два убийства — одно умышленное, другое — неожиданное для него самого — и подлежит осуждению по законам, установленным людьми.

В образе Сабира Махфуз предает анафеме те черты, которые он не приемлет не только в человеке, но и в обществе: эгоизм, безответственность, корыстолюбие, иждивенчество, стремление жить за чужой счет. В своей нравственной проповеди Махфуз исходит из того, что творческий, сознательный, направленный на благо общества труд есть высший долг человека. Следование по этому пути и есть приближение к богу, частица которого живет в каждом человеке.

Пути, избираемые героями Нагиба Махфуза 60–х годов, неизменно проецируются на общество, соотносятся с его судьбой, с его будущим. Но тема народной судьбы, столь весомо прозвучавшая в «Преданиях нашей улицы», постепенно затухает, социальная проблематика растворяется в нравственной, и в романе «Пансион «Мирамар»» на первый план выходит тема национальная, в центре внимания автора оказывается судьба Египта, олицетворяемого, в духе традиций египетской прозы 30–х годов, образом юной и прекрасной девушки.

Такой поворот темы во многом обусловлен изменением общественной атмосферы в 60–е годы, когда демократическая мысль все более сдавала позиции под натиском идей «национального» и «исламского социализма». Подобная эволюция общественных настроений отвечала и умонастроениям самого Махфуза.

В «Мирамаре» все возможности общественного выбора оказываются исчерпанными, все пути ведут в тупик. Махфуз не находит для своей прекрасной героини ни одного искреннего, готового преданно служить ей рыцаря, кроме престарелого журналиста–патриота, бывшего члена партии «Вафд». Остается лишь вера в неиссякаемость национального духа, в полноту сил нации, которая поможет ей преодолеть все трудности на нелегком пути в будущее.

Поражение Египта в арабо–израильской войне 1967 г. оказалось для Махфуза страшным ударом, и последующие несколько лет были, по–видимому, самыми трудными в его жизни. В это время критики безуспешно бились над разгадкой туманной и мрачной символики публиковавшихся им рассказов. А многие даже стали смотреть на писателя как на полностью исчерпавшего свой творческий потенциал, сказавшего все, что у него было сказать. Но вопреки предсказаниям Махфуз вышел из трудной полосы, вернулся к романистике и создал такие значительные произведения, как «Зеркала» (1972), «Уважаемый господин» (1975), «Эпопея харафишей» (1977), «Ночи тысячи ночей» (1982) и другие, подтверждающие неувядаемость его таланта.

В последние годы Махфуз все чаще обращается к традиционным арабским повествовательным формам, стремясь использовать заложенные в них выразительные возможности для создания подлинно национального арабского романа, не похожего на западный и возрождающего к новой жизни все художественные богатства арабского культурного наследия. После того как еще в «Преданиях нашей улицы» он опробовал форму арабского народного романа–сиры, он строит роман «Зеркала» по образу средневекового биографического свода. В «Ночах тысячи ночей» продолжает сказки Шехерезады, щедро вводя в повествование чудеса, волшебные превращения и козни ифритов. В «Путешествии Ибн Фатумы» воскрешает средневековый жанр рихля — описания путешествия по заморским странам. Герой его всю жизнь странствует в поисках земли обетованной, сравнивая обычаи других стран и народов (в них узнаются страны и народы нашего, современного мира) с порядками и обычаями своей родной страны.