Шеймас О’Келли - Могила ткача

— Ну же, — спросил Михол Лински, — вы видели Малахи Рухана?

Вдова поглядела на его выжженное, ироничное, желтое лицо и сказала:

— Да.

— И узнали что-нибудь для нас?

— Он сказал, что это под вязом.

Наступила тишина. Камнедробильщик повернулся на каблуках, его голова тоже сделала полукруг, но его острый взгляд был устремлен вверх, словно он обыскивал небеса в поисках вяза. У гвоздильщика, если так можно сказать, отвалилась челюсть, и он стал внимательно оглядывать все кругом, терпеливо и настойчиво, как рыбак, стоя на берегу, всматривается в пустое море. Могильщик по-мальчишески отвернулся, словно ему не хотелось видеть смущение вдовы; у этого мужчины были в высшей степени деликатные манеры. Другой могильщик флегматично молчал, разве что вокруг его глаз появились смешливые морщинки. Неприятное чувство охватило вдову. Ей показалось, что вот-вот должно случиться непоправимое.

— Под вязом, — буркнул камнедробильщик.

— Так он сказал, — отозвалась вдова. — Под вязом на Клун-на-Морав.

— Что ж, — проговорил Кахир Бауз, — найдем вяз, найдем и могилу.

Вдова не знала, как выглядит вяз. Так сложилась ее жизнь, что ей не нужно было различать деревья, и она не интересовалась ими. Собственно, ничего плохого в деревьях не было; поленья давали хорошее пламя; деревья и все, что давали деревья, было хорошо. Этого знания вдове было достаточно, как достаточно было многого другого из того мира, в котором она жила. Однако то, что у деревьев есть свои имена, может быть, даже семейные отношения, казалось вдове ненужным осложнением в устройстве Вселенной. Ну, что в этом пользы? Она еще могла понять, когда фруктовые деревья называют фруктовыми деревьями, ну а все остальные — просто деревья. И вдове совсем не нравилось, что одно дерево называется вязом, а другое ясенем, что у них всех разные имена и, наверно, разные характеры, свои особенности, индивидуальные черты. Как раз в это время, когда вяз Малахи Рухана заново поставил проблему поисков на Клун-на-Морав, сходство стариков со старыми деревьями — с их согбенностью, наростами, углами, заскорузлой корой, кривыми, кручеными-перекрученными стволами — было столь очевидным, что измученная вдова почувствовала себя совсем подавленной.

— Под вязом, — повторил Михол Лински. — Под вязом на Клун-на-Морав. — Он по-старчески рассмеялся. — Будь я рифмачом, уж непременно придумал бы рифму к вязу, проклят я буду, но придумал бы.

Вдова оглядела кладбище, в первый раз в жизни не случайно останавливая взгляд на том или другом дереве. Ведь если деревьев много, то и, не дай Бог, Малахи Рухану нетрудно ошибиться. Наверно, он принял за вяз какое-то другое дерево — вдове пришло в голову, что на кладбище должно быть много деревьев, похожих на вяз. В самом деле, ей казалось, что другие деревья, как бы ни хотели, не могут не быть похожими на вяз. В мире, должно быть, тысячи, миллионы людей, которые, как она, живут себе в полной уверенности, что знают, какой из себя вяз, а в действительности это может быть ясень, или дуб, или каштан, или бук, или даже тополь, береза, а то и тис. Малахи Рухан, похоже, никогда не давал повода усомниться в своем знании вяза. Он отпустил веревку, твердо уверенный, что на кладбище Клун-на-Морав есть вяз, а под этим вязом находится нужная могила — это если Малахи Рухан в своем старческом заскоке ничего не сочинил. Не сразу, но вдова все же поняла, что спор насчет деревьев между Михолом Лински и Кахиром Баузом станет, как любой спор стариков, настоящим праздником для них. Благодаря принесенной ею весточке от бондаря они развяжут очередную войну из-за каждого дерева на Клун-на-Морав; они опять будут усыпать кладбище трупами убитых аргументов, а в конце концов все равно не придут к единому мнению насчет вяза и могилы ткача. Медленно, печально оглядывая деревья на Клун-на-Морав, вдова в сложившихся обстоятельствах ощутила одновременно боль и облегчение. Облегчение наступило оттого, что Михол Лински и Кахир Бауз не имели возможности сразиться из-за деревьев; а больно ей стало, потому что здесь не было ничего похожего на дерево Малахи Рухана. На кладбище Клун-на-Морав вдова вообще не видела ни одного дерева. С трех сторон кладбище окружали каменные стены, а с четвертой — живая изгородь. Даже старикам было не под силу преобразить эту изгородь в вяз. Даже они не могли пару веток шиповника, вознесшихся над могилой, преобразить во что-либо, кроме шиповника. Вяз Малахи Рухана не существовал. И вряд ли кто мог сказать, существовал ли этот вяз когда-нибудь. Скорее вдова отдала бы душу ткача на волю воющих ветров, чем вернулась бы обратно к бондарю и стала опять задавать ему вопросы.