Софья Ролдугина - Кофе с привкусом вишни

— Да, там, где другие закрывают глаза и отдаются на волю судьбы, ты желаешь видеть, знать и понимать. И я говорю не только о любви, — добавил он и вдруг рассмеялся.

Вскоре "Железная Минни" тронулась с места и покатила к мосту мимо согбенных ив. И лишь тогда я позволила себе кончиками пальцев притронуться к тому месту, которого коснулись его губы. Оно немного саднило, как маленький ожог.

— Как хорошо, что нам не надо возвращаться к леди Абигейл, — заметила я вслух, подспудно понимая, что если молчание продлится ещё немного, оно станет неловким. — Право, утомительно было бы пересказывать нашу беседу с маркизом — слишком о многом нельзя упоминать, а мои дорогие подруги, увы, жадны до подробностей. Я жалею только об одном.

Автомобиль выехал на широкую дорогу; здесь хватало и других машин, и пешеходов. Похоже, Бромли привык к густому туману и решил продолжить обычную свою жизнь, суетливую и шумную.

— О чём же?

— Я не поговорила с леди Вайтберри. Она мне показалась сегодня странной, — призналась я. — Впрочем, не только сегодня. Такая тихая, молчаливая — совершенно на себя не похожа. Надеюсь, что она здорова.

Мне почудилось, что Лайзо опять готов рассмеяться и сдерживается лишь героическим усилием.

— О, да, вполне здорова, — произнёс он наконец, когда пауза неприлично затянулась. — А молчит, верно, потому что об имени для девочки думает.

Признаться, сначала я совершенно растерялась. А когда осознала сказанное — смутилась ещё сильнее, чем после поцелуя.

— Какой девочки? О, святая Генриетта Милостивая, ты же не хочешь сказать… Откуда ты узнал?

— Увидел, — коротко ответил он и пояснять ничего не стал.

Весь остаток дороги до кофейни я пребывала в смятённых чувствах. Эмбер в положении, подумать только! Какое счастье для неё… Или нет? Всё же история с кузеном Джервисом не просто глубоко ранила её чувства, но и, похоже, наложила отпечаток на здоровье. Пусть худшее позади, и рядом с нею теперь любящий супруг, есть вещи, которые просто невозможно выбросить из головы. Но сегодня, как никогда, мне хотелось верить в лучшее будущее — и для Эмбер, и для себя.

В "Старое гнездо" Мадлен вернулась намного раньше меня. Выглядела она изрядно расстроенной, настолько, что даже миссис Скаровски проявила возмутительную — и смутительную для себя самой — бестактность и спросила громким шёпотом:

— Здорова ли мисс Рич? Она так бледна… И кофе мне достался не тот, что я заказывала. Мускатный орех и перец — хорошее сочетание для зимы, право, но мне хотелось чего-то сладкого.

— Тогда, полагаю, вы не откажетесь от черничного пирожного в качестве извинения за это досадное недоразумение, — улыбнулась я в ответ. — Что же до мисс Рич, то она вполне здорова, благодарю за беспокойство.

— О, отрадно слышать! Черничное пирожное — звучит изумительно! У сэра Гордона Шенстона есть стихотворение, посвящённое чернике…

Поэзия позапрошлого века выгодно отличалась от современной. Во-первых, тогда, на счастье потомков, в моду вошли лаконичные формы — к примеру, сонет. А во-вторых, строки, выдержавшие испытание временем, можно было слушать и изображать восторг, не боясь прослыть человеком с плохим вкусом — так я и поступила. Причина болезненной рассеянности Мэдди была мне, увы, хорошо известна; она лежала, запертая на ключ, в ящике бюро, в тёмной комнате между кухней и крыльцом чёрного хода — коротенькая записка от Эллиса с предложением навестить дом Шелли десятого февраля, в первой половине дня. Детектив явился в кофейню в моё отсутствие, но не стал дожидаться, пока я вернусь, и вместо десерта попросил принести лист бумаги и прибор для письма.

Мадлен досталась одна вежливая улыбка, формальное приветствие — и ни словом больше.

"Ему сейчас тяжело, — хотела сказать я. — Он отгораживается от семейства Шелли стеной, а Роджер снова и снова разбирает её по камешку".

— Что со мною не так?.. — пробормотала Мэдди, замерев на мгновение в тёмной арке с полупустым подносом.

Я осеклась — не на полуслове ещё, а на полувздохе. А что теперь говорить? Как убеждать?

Но Мадлен почти сразу же встряхнула кудряшками, упрямо поджала губы и шагнула глубже в полумрак коридора.

— Ничего, ничего, — долетел до меня едва слышный шёпот. — Он ведь носит мой шарф. Даже сегодня. Даже сегодня…

Я отвернулась, скрывая улыбку от Георга. Пожалуй, это мне следовало бы поучиться стойкости и упорству у Мэдди, а не наоборот.

Записка Эллиса вместе с частью деловой корреспонденции перекочевала в особняк на Спэрроу-плейс — сперва в кабинет, затем в спальню. Перед сном рука сама потянулась к сложенному вчетверо листку, где наискосок, от уголка к уголку, протянулись несколько строчек: