Дмитрий Быков - ЖД (авторская редакция)

— Да!— крикнул он.

— Капитан-иерей Плоскорылов по собственной инициативе прибыл,— мягко улыбаясь, произнес идеолог.— Разрешите присутствовать.

— Присутствуй, коли пришел,— сказал Гуров, нехорошо улыбаясь.— По делу или так?

— Можно сказать, что и по делу,— с нежным, обольстительным лукавством произнес Плоскорылов, присаживаясь.— Да, скорее по делу.

— Ну, излагай,— без особого гостеприимства пригласил Гуров.

— Видишь ли,— проворковал Плоскорылов,— я пришел тебе напомнить об инициации, Костя. Ты же обещал — конец июля, начало августа…

— Слушай, капитан-иерей. Ты что-то не о том думаешь перед генеральным сражением.

— Именно! Именно о том!— заторопился Плоскорылов.— Сам подумай, Костя. Оно ведь действительно генеральное. Это если не конец войны, то по крайней мере решительный перелом. Со мной может всякое случиться. Ты же знаешь. Если вдруг что… я умру, так и не узнав главного. Так нельзя, Костя. Может быть, сегодня, перед сражением… всетаки ты инициируешь меня?

Гуров усмехнулся. Он уже придумал для Плоскорылова замечательный обряд инициации. Всякий раз, вспоминая об этом обряде, представляя его себе с необыкновенной живостью, он улыбался, даже когда у него было отвратительное настроение и хлопот по горло. Он собирался инициировать его эксклюзивным обрядом, принятым в спецслужбах варяжства: всякий, кого принимали на работу в главную службу государственной безопасности, включавшую в себя и внешнюю разведку, и проверку доносов, и провокации с заговорщиками,— проходил через это, чтобы неповадно было перебегать. Специнициация заключалась в банальном акте мужеложества, который совершали со всяким новеньким стукачом, пылко желавшем работать в тайной полиции. Существовал специальный инициатор, которого кормили на убой. Как только очередной шпион перебегал на сторону противника, главная спецслужба спешила обнародовать кадры, на которых он предается извращенной любви, да еще и в самой унизительной, пассивной форме. Конечно, инициируемый на пленке визжал, но пойди разбери, от боли или удовольствия. Все разведчики, нелегалы, строгие допросчики, адские следователи, у которых на допросах раскалывались и железные богатыри,— были пропущены через инициатора, легендарного Гуньку, и если им не хотелось, чтобы в один прекрасный день эти кадры сделались всеобщим достоянием,— они должны были трудиться не за страх, а за совесть, хотя какая же варяжская совесть без страха? Этот-то обряд инициации заготовил Гуров для капитана-иерея Плоскорылова, и человек у него уже был присмотрен надежный — Корнеев, могучий, страшно тупой, не побрезгует и скотиной; иногда среди варягов еще попадались былинные персонажи, несмотря на общее их вырождение. Может, и стоило бы инициировать Плоскорылова прямо теперь, развлечения ради, но не было времени на развлечения, и Гуров нахмурился.

— Подождешь. Как покажешь себя героем в генеральном сражении, так и инициируем. А если убьют — что ж ты сомневаешься, капитан? Сразу все и узнаешь, без всякой инициации.

Плоскорылов покраснел.

— Да, конечно… Но, понимаешь, Костя… Для того, чтобы как следует проявить себя — ну, в сражении… Мне хотелось бы все-таки понимать яснее, ты же знаешь, на богфаке не говорили последнего. Пятая ступень — она… как бы это… Ну вот представь: главное сражение выиграно. Оно и будет выиграно, я не сомневаюсь ни секунды. И победа. И что тогда?

— Битва до последнего ЖД,— пожал плечами Гуров.— Согласно гласу двунадесятому от пустынника Акакия…

— Я помню двунадесятый глас,— перебил Плоскорылов.— Но ты скажи мне: это и будет означать как бы исход борьбы? Как бы последнюю победу, за которой царство льда?

— Не думаю,— покачал головой Гуров.— Ты прекрасно знаешь, что варяжство не может остановиться, пока не истребит всех и не оставит последних жрецов.

— Да, да, я это знаю,— закивал Плоскорылов.— Это объясняли. Полное самоистребление до последних достойнейших. Но, Костя, согласись, я же должен знать, что будут делать последние достойнейшие?

— Капитан-иерей,— сказал Гуров и встал.— Вы спрашиваете о такой тайне, которая и на седьмой ступени доступна не всем, а лишь тем, кто способен делать самостоятельные выводы. Я посвящу вас в эту тайну не прежде, чем вы проявите исключительное мужество в послезавтрашнем генеральном сражении, да и то еще подумаю. Как можете, как смеете вы на вашей пятой ступени даже задаваться такими вопросами? Как вы можете обращаться к инспектору в момент, когда он, может быть, решает судьбу генерального сражения?!