Дмитрий Быков - ЖД (авторская редакция)

Громов отстоял очередь в сбербанк, вернулся в ЖЭК, отстоял очередь за справкой, узнал все о состоянии здоровья пяти старух, томившихся в приемной под неизменным антиалкогольным плакатиком, и к семи вечера подошла его очередь регистрироваться в паспортном столе. Без пяти семь пыльный милиционер закрыл паспортный стол.

— Извините,— сказал Громов,— я в отпуске, может быть, можно…

— Послезавтра,— сказал мент.

— Почему не завтра?— опешил Громов.

— Что значит — почему?— сухо спросил мент.— Существует известный распорядок.

— Но мне надо в комендатуру…

— Что значит — в комендатуру?— спросил мент.— Всем надо в комендатуру. Надо было вовремя приходить, и вы бы имели успеть. Но как вы пришли, так вы и имеете. Не задерживайте, не загораживайте.

— Слушай, служивый,— сказал Громов.— Я офицер, у меня тоже служба…

— Что значит — тоже служба?— спросил мент.— Если вы будете тут разглагольствовать, если имеете тут загораживать, то мы можем поговорить иначе, и тогда выяснится, какая служба.

Громов повернулся и вышел. Он все уже понял и, если честно, втайне догадывался о том, что не зарегистрируется сегодня. Он понимал, что в отсутствии целей и смыслов население надо чем-то занять, а так как работы тоже нет, занять его можно только добычей той или иной бумаги, дающей право получить еще одну бумагу. Молодежь могла самоистребляться в перестрелках, войнах или экстремальных развлечениях, а старики — бесконечно длить полусуществование в очередях. Страна превратилась в обитель самоуничтожающейся молодежи и непрерывно, как дворовая карусель, скрипящих по кругу стариков. Громов понял, что тоже стоит в очереди на эту участь. Идти домой пешком ему было невыносимо. Он сел в троллейбус. От паспортного стола до дома было три остановки.

Троллейбус ехал медленно, тоже скрипя и дребезжа. Тут все делалось медленно, ме-е-едленно, ибо медлительность есть власть, а тут было сразу много властей: власть времени, власть распада, просто власть, а человек, существо быстрое, ничего тут не мог и не значил. Человеку тут ничего было нельзя в силу этических, физических, юридических, биологических и климатических причин, и каждый имел девяносто девять оснований ничего не делать, а тот, кто делал, был всегда и во всем виноват. Тесно мне, тесно мне. Мне душно, мне медленно. Так медленно идет жизнь, а когда проходит, оказывается, что все произошло очень быстро. Я вхожу в эту жизнь, как в воду, я чувствую, как она тормозит, расхолаживает, поглощает меня. Пожалуй, мне надо поскорей убираться отсюда. Пассажиров было мало. Молодой человек, то есть подросток, или там отрок, короче, существо лет восемнадцати, для которого в русском языке не было подходящего слова, не юношей же называть грязного, прыщавого типа в косухе, орал на толстую накрашенную деваху в платье с голубыми и розовыми разводами. Деваха оглушительно рыдала. Она хватала отрока за косуху. Еще бывает слово «парень». Я люблю, когда мой парень сзади. Мой парень требует, чтобы я себе брила. Подскажите, дорогая редакция, не опасно ли это. Ее парень отпихивал ее, упираясь в толстые сиськи. Она рыдала и умоляла. Он орал «Отвяжись, сука!» и наконец вмазал ей по толстой морде. Публика наблюдала без особенного интереса, в сериалах она видала и не такое.

Тут в Громове наконец распрямилась пружина, сжимавшаяся весь день, а может, и все два года перед тем, а может, и всю жизнь. Он вскочил с изрезанного кожаного сиденья, одним прыжком достиг парня и принялся мутузить его так, что в первые секунды сквозь красный туман перед глазами и красный шум в ушах ничего не воспринимал. Ему казалось, что парень визжит толстым женским голосом. Это злило Громова дополнительно. Он бил его так и еще вот так, до хруста, повалил, уселся сверху, заломил руку и бил теперь лицом об пол. Каким-то образом парень, лежа на полу с заломленной рукой, ухитрялся хватать Громова за волосы и за уши, царапать ему щеки и звать на помощь. Вскоре до Громова дошло, что его оттаскивает девка.

— Убил!— орала она.— Петю убил! Сука, тварь, он убил Петю! Милицию зовите! Ой, зовите милицию!

Никого в троллейбусе не удивляло такое развитие событий. Всем было понятно, что Громов первым напал на парня, подростка, что отрок выяснял отношения с отроковицей, а третий не лезь, и вообще коренное население, ка к знаем мы, но не знал Громов, не стремится вмешиваться в ситуацию, даже когда рядом кого-то насилуют, потому что насилуют, может быть, и за дело, мы же не знаем; девка молотила Громова по спине, плечам, голове, царапала ему щеки и шею и оглушительно визжала. Водитель вел троллейбус, не отвлекаясь.