Дмитрий Быков - ЖД (авторская редакция)

— Генеральное сражение?— Громов насторожился.— Когда?

— Скоро, скоро. Но ты успеешь. Без тебя не начнут.

— И его результаты заранее известны?

— Ну, не вполне. Но это будет красивое, эффектное завершение войны. Только и всего. Мы уже многое придумали, не переживай, и жертв постараемся поменьше… Только, Громов, ты меня понимаешь — это действительно не для чужих ушей,— Бахарев сам испугался собственной откровенности. Неужели ему настолько хотелось произвести впечатление на этого служаку?

— И когда?

— Этого тебе никто не скажет. Когда время подойдет. Это ведь не просто так делается — все надо подсчитать, продумать…

— И чем оно закончится?

— Нашей полной победой. Такой, чтобы они убрались,— и достаточно.

— А они согласны?

— Ну, вспомни, сколько нас и сколько их. Думаю, они понимают, что вариантов нет.

— Скажи,— медленно произнес Громов,— а может так случиться, что вы все просчитаете, проговорите это ваше сражение на уровне генералов… а солдаты возьмут и сделают все иначе?

— Не думаю,— холодно сказал Бахарев.— Даже если они все переубивают друг друга, решение будут принимать не они.

— А если солдаты почувствуют измену и перестреляют генералитет?

— А потом друг друга?— усмехнулся Бахарев.— Слушай, кто из нас окопный офицер? Неужели ты сам не видишь, что люди не хотят больше воевать? Всех распустим по домам. Вернутся победителями. Каждому льготы. Кстати, ты не думал о том, что будешь делать после войны?

— Там о таких вещах мало думают,— сказал Громов.— Ты же сам видишь — война специальная. Никто не думает, что она скоро кончится.

— А о чем думают? Это интересно.

— Да ни о чем не думают. Говорят между собой, что это не война, а масштабные учения. Противник-то давно прячется. Кажется, мы ему не очень и нужны. Мы входим в деревни, берем их, они входят в другие и тоже берут, потом меняемся местами… Иногда артисты приедут, иногда кино покажут…

— Вот видишь,— сказал Бахарев.— Значит, пора все это кончать.

— Да нельзя это кончить, как ты не понимаешь! Война не кончается договором. Люди должны пойти по домам с чем-то внятным… Иначе они дома разнесут, жен побьют…

— Ничего, ничего. Будет нацпроект «Демобилизация»,— этот нацпроект Бахарев придумал только что, но сообразил, что наверху оценят.— И нацпроект «Граница». Главное — прочертить границы. С территориальных начнутся идеологические. В конце концов, сам понимаешь — куда нам столько земли…

— А жителей той части, которую мы им отдадим,— кто-нибудь спросил, хотят ли они жить под ЖДами?— поинтересовался Громов.

— Ну, мы эвакуируем… Как тогда…

— А куда денем? Тоже как тогда, когда беженцам некуда было ткнуться?

— Найдем, найдем. В конце концов, Москва строится. Будет нацпроект «Жилье»,— Бахарев сам усмехнулся очередному нацпроекту.

— Никогда это не кончится, Слава.— сказал Громов.— Так там и передай, если тебя слушают. И насчет отпусков тоже намекни, ладно?

Он встал, попрощался и выбрался из «Веника» на теплый, влажный воздух. Дождь перестал, висел легкий туманец. Из бесчисленных арбатских заведений доносился шансон, почти неотличимый от блатского.

Почему я его не убил, подумал Громов, почему не убил сейчас? Ведь это несложно. Он рыхлый, толстый. Я мог бы крикнуть: ах, гадина, ты играешь в свои игры, пишешь свои пьесы, а у меня в роте в первый год поубивало двадцать лучших людей! И это только у меня, а сколько всего было! А у ЖД сколько?! Но я его не убил, потому что это ведь не он убил. Он такая же пешка в этой игре и так же играет свою роль до конца. Просто я выбрал солдатскую, но разве я поэтому лучше? Я никогда не согласился бы играть идеолога, врать, выдумывать идеологическое обеспечение бойне,— но я пошел на бойню и убивал… И неизвестно еще, скольких я убил лично… Не он начал войну, и если теперь он хочет замириться — пускай. Просто мне больше нечего будет делать. Прав был Волохов: Одиссей без Итаки. Я думал вернуться, а тут вместо Итаки помесь борделя с ночлежкой, в одном отсеке ночлежка, в другом бордель. И всех женихов не поубиваешь, хотя Пенелопа когда-то была моей. Тут у тебя неувязка, Волохов, неувязка, командир летучей гвардии. Если бы этот Одиссей так долго странствовал, ему плевать бы стало на женихов. Это не воскресило бы его товарищей, и рабынь он вешать не стал бы… Он вернулся бы на Итаку, плюнул и пошел дальше, что, собственно, и случилось. Так он странствовал с веслом на плече, пока не встретил человека, спросившего: «Что у тебя за лопата?». Тогда он понял, что нашел наконец дом. Здесь не знали мореплавания, и он взялся учить их мореплаванию — бедный мужик с веслом, античная статуя, извращенная впоследствии развратным Римом. Я вернулся на Итаку и поехал дальше, спасибо. Впрочем, я не видел еще Машку.