Иэн Бэнкс - Мост

Зато шляпу привела в порядок рука опытного чистильщика. Страдалица пахнет освежителем и выглядит новей, чем перед моим походом в «Дисси Питтон». Я выношу ее на балкон и швыряю с размаху, и она улетает в серый туман по нисходящей кривой, быстро, бесшумно и гордо, словно в невидимых отсюда серых водах ее ждет какая-то почетная и важная миссия.

Мне вовсе не обязательно тут торчать я вообще блин куда угодно могу сквозануть.

Тут в моем разуме в моем мозгу в моем черепе (и все кажется таким оч-) нет (нет, потому что «все это кажется сейчас таким очевидным» — клише, а у меня вжившаяся, въевшаяся, впитанная с материнским молоком ненависть к клише (и кликам, и кличам). Кстати, насчет кличей — это я так, провожу точку (бред с точки зрения математики, ведь если проводить точку, получишь линию, и какая тогда, к чертям собачьим, точка?). В смысле, что это за точка, дьявол ее побери? Где это я, о чем? (Дьявол побери и эти огни, и эти трубы, и все это верчение-кручение, и все эти уколы-приколы, и вообще, трудно ли тут сбиться с толку напрочь?

Обратная перемотка. Раньше, в начале, была проблема идентификации разума-мозга. Ага! Га-га-га! Никакой проблемы (ф-фу-ух, как я рад, что все уладилось!), разумеется, никакой проблемы, они же совершенно одинаковы и абсолютно разные; я имею в виду чё ежли твоя долбаная мозга не сидит в твоей долбаной черепухе где еще нахрен ей сидеть? Или, может, вы из этих идиотов, религиозных фанатиков?

(Тихо:) Нет, сэр.

Да уж конечно, «нет сэр». Окоп видите?

А насчет проведения точки — это стопроцентный верняк, точняк, хуяк, и в яблочко, и я сим охеренио горд. Чего ж это я все ругаюсь-то? Пардон. Просто я сейчас, видите ли, нахожусь под мощнейшим прессингом (точно сиська в тигриных клыках // точно писька в железных тисках). В жизни у меня не все благополучно, и я могу это доказать, позвольте только отмотаю…

Доставлен в больницу бригадой «скорой помощи». Над головой — огни. Громадные белые звезды в небе. Быстрей на операцию, ситуация критическая, о-ля-ля-ля, бля-бля-бля (а то она когда-нибудь не была для меня критической?), состояние пациента стабильное (если чесна до миня это тока натчало д'хадить). Быстрая перемотка вперед, т-р-р-р.

…Э народ вот чё раз не хочете знать про мои пр'блемы (а уж мине-то ваши точна до звизьды) так можа я свово др'гана пердьставлю эта мой старый корефан чувак с децтва прашу любить и

Столица-призрак…

да не гони ты. Я уже гаварил мы с етим чупаком д'вно кореша и я ему хочу дать наст'ящий

Столица-призрак. Настоящий город из…

Ну все все да па-аш'л ты валяй

…к'зел.

Столица призраков. Настоящий город из камня разных пород, серое царство переулков и сквозняков. Город вперемежку стар и нов, будничен и праздничен. Это громадный каменный пень между рекой и холмами. Замерзший поток времени, истрескавшийся слиток самой материи древности.

Он остановился на Сайеннес-роуд — не по чьему-то совету, просто название понравилось. Вдобавок отсюда было близко и до университета, и до института. И даже, если прижаться лицом к оконному стеклу в холодной комнате с высоким потолком, можно увидеть краешек Утесов — коричнево-серых складок над шиферными крышами и городским дымом.

В памяти навсегда осталось чувство свободы, испытанное в том, первом, году. Сам себе хозяин, что хочешь, то и делаешь. Впервые у него была собственная комната и собственные деньги, и можно было их тратить по своему усмотрению. Покупать еду, какая нравится, ходить, куда ноги несут, и вообще распоряжаться собственной судьбой. Это было просто классно.

Его родной дом остался на западе страны, в ее промышленном сердце, которое уже страдало аритмией, зарастало дурным жиром, испытывало энергетический голод, наполнялось шлаками и угрожало вот-вот разорваться. Вместе с ним жили мама и папа, братики и сестренки. У них был дом, оштукатуренный с каменной крошкой, и клочок земли у подножия низкого холма. Оттуда было рукой подать до паровозных дымов и увенчанных паровыми флажками труб над депо, там работал его отец.

Еще отец держал на пустыре голубей. Соседи тоже понаставили там голубятен, не меньше десятка. Сооружения эти все были высокие, бесформенные, и места для них выбирали наобум, и строили их из ржавой жести, а красили дешевым битумом. Летом он приходил туда помочь отцу или просто поглядеть на воркующих птиц; на голубятне было очень жарко, и куда ни ткнись — всюду перья. Но зато сумрачная клетушка, остро пахнущая голубями, казалась уголком какого-то иного, таинственного мира.