Андрей Шляхов - Доктор Данилов в Крыму. Возвращение

– Как настроение, Владимир Александрович? – спросил Грачкин после того, как Данилов уселся на стул.

Стул был заранее отодвинут от совещательного стола в центр кабинета. Этакая пародия на скамью подсудимых – отдельно стоящий стул для отверженного.

– Рабочее, Валерий Валентинович, – сдержанно ответил Данилов.

Грачкин хмыкнул, не то одобрительно, не то иронично. Хорошо рабочее настроение у того, кто написал заявление об увольнении по собственному желанию.

Возникла пауза. Грачкин смотрел в окно, за которым ничего интересного не было, только больничный корпус и парочка деревьев, а Элла Аркадьевна и Бородач смотрели на Данилова. У Бородача, в отличие от директора департамента, взгляд был приветливо-доброжелательным.

Данилов покосился на Бородача, пытаясь угадать его характер, и решил, что тот – неплохой человек. Во всяком случае, не злой, злых сразу по глазам видно. Уже хорошо. К станции Данилов успел прикипеть душой и был рад, что оставит ее не Исаеву, а другому и, как хочется верить, симпатичному человеку. В отношении Исаева Данилов не обольщался, а Бородач ему скорее нравился, нежели наоборот.

– Познакомьтесь, Владимир Александрович, – Грачкин наконец-то оторвал взгляд от окна. – Это Виктор Николаевич Оболенцев. До недавнего времени он возглавлял станцию скорой помощи в Нижнем Новгороде.

Бородач встал и шагнул к Данилову с протянутой для рукопожатия ладонью. Данилов тоже встал и шагнул навстречу.

– Оччпрятно! – хором сказали оба.

Рукопожатие у Виктора Николаевича было энергичным и в меру крепким – не вялым, но и не костедробительным.

Грачкин дождался, пока Данилов с Оболенцевым усядутся на свои места, и сказал то, чего ждал Данилов:

– Владимир Александрович, передайте Виктору Николаевичу дела. Теперь он будет руководить станцией…

«Вот и все! – пропели невидимые трубы. – Пора-а-а домо-о-ой! Прощай, мы расстаемся навсегда под белым небом января…». [28]На дворе был совсем не январь, просто вспомнилась любимая песня матери, у которой с январем были связаны какие-то свои воспоминания, которыми она с сыном предпочитала не делиться.

– Хорошо, – кивнул Данилов.

Бородач улыбнулся снова, шире прежнего, словно предвкушая нечто приятное. «Улыбайся, улыбайся, – подумал Данилов, сочувственно глядя на своего преемника. – Небось, только позавчера приехал. Прогулялся по набережной, чаек покормил, закатом полюбовался… Рад, что приехал в Севастополь, это на лбу крупными буквами написано. Я когда-то тоже радовался, было время…».

Настроение у Данилова было странным. С одной стороны, вроде бы как жаль оставлять станцию, в которую вложено столько труда. Да и с Севастополем расставаться жаль, ведь столько планов осталось невыполненными. Порядка толком не навел и вообще ничего значительного не сделал. С Юрием Палычем на рыбалку так и не съездил и уху варить не научился… С другой – будто гора с плеч свалилась. И жаль, и не жаль одновременно. «Благородный муж преодолевает препятствия на жизненном пути, оставаясь самим собой», – всплыло откуда-то из глубин памяти. А следом в ушах зазвучал звонкий смех Марии Владимировны и такой же звонкий голос: «Папа, ты приехал! Ура!».

– Одного дня, я надеюсь, вам хватит? – Грачкин вопросительно посмотрел на Данилова.

– Думаю, что хватит, – ответил Данилов, предпочитавший все неприятное делать быстро, а приятное растягивать и смаковать. – Но если у Виктора Николаевича…

– Можно мне сказать два слова?! – встряла Элла Аркадьевна, глядя на Грачкина, притом, что перебила она Данилова.

– Пожалуйста, – разрешил Грачкин.

– Владимир Александрович! – на губах Эллы Аркадьевны мелькнуло подобие улыбки. – Несмотря на наши разногласия, я хочу поблагодарить вас за то, что вы сделали для развития здравоохранения в Севастополе! Кое-что полезное вы сделали, и это замечательно…

«Кое-что» Элла Аркадьевна произнесла с таким снисхождением, что и дураку бы стало ясно, что ничего полезного для развития здравоохранения в Севастополе Данилов не сделал. Вежливость и только вежливость руководила Эллой Аркадьевной. Какой смысл добивать поверженного врага, с которым уже достигнуто нечто вроде перемирия? Сам сдохнет в положенный срок. Победитель может позволить себе быть великодушным. Или хотя бы казаться таковым.

– Несмотря на все трения, которые были между нами, мы делали общее дело…

«Зачем она все это говорит? – удивился Данилов. – И для кого? Для меня? Смешно. Для Грачкина? Или для нового главврача «скорой»? Мужик вроде как неплохой. Надо будет помимо прочего ввести его в курс местных интриг. Чтобы не подпалил себе бороду ненароком…».