Олег Рой - Семь признаков счастья (сборник)

– Но вы все-таки заходите к нам, – сказала она, и ее голос показался мне немного жалобным. – Мы будем рады видеть вас. И спасибо, что подвезли.

– Да не за что, – галантно поклонился я. – Мне было очень приятно, и мне очень нравится ваше общество. Я уже, кажется, это говорил.

– Так, может, вы все-таки зайдете? – оживилась она.

Я отрицательно покачал головой, а затем протянул ей свою визитку.

– Тут только нижний телефон работает, – сказал я. – Возьмите, на всякий случай. Вдруг понадоблюсь.

Она взяла визитку и так и держала ее в руках, пока не вошла в дом.

– Ну… – Она явно не знала, что сказать. – Тогда до встречи, Фокс Райан.

– До встречи, – улыбнулся я. – Бегите домой, уже поздно.

И она послушно направилась к своему коттеджу, а я все-таки достал из кармана сигареты и прикурил. Раньше я почти не курил… Точнее, раньше я совсем не курил, а закурил, когда жена подала на развод. Теперь, кажется, я начал этим несколько злоупотреблять. Интересно, есть ли в Хоулленде спортзал?

Мои мысли скакали с одного предмета на другой, но внезапно я поймал себя на том, что просто избегаю мыслей об Ариэль, хотя при этом стою и зачарованно смотрю, как она поднимается по ступенькам, как достает из бокового кармана сумки ключи…

Она уже дома, в своем дворе, вокруг нее уже вертится невесть откуда взявшийся крупный пес, похоже дворняга. Ей ничего не угрожает, да и вообще не угрожало в этом маленьком и по-хорошему провинциальном городке, и тем более она не нуждается в моей защите.

Чего же я тогда стою, как вот этот фонарь посреди клумбы? Надо идти. Но ушел я не раньше, чем за ней закрылась дверь.

Я неспешно шел обратно к гостинице, курил и размышлял. Вообще говоря, с детства мое мышление было дисциплинированным, подчиненным учебе, науке, исследовательской работе. Строгая логика рассуждений не допускала никаких эмоций, и внезапно я вообще усомнился, а были ли у меня когда бы то ни было сильные чувства.

Странно? Ведь я никогда не задумывался об этом. Все мое внимание, все силы поглощала наука. Там были сосредоточены мои интересы, туда направлены мои устремления. А место чувств занимала их небрежная имитация. Да, я был женат, и женился на симпатичной студентке пятого курса, которому читал лекции. Типичная история: преподаватель женится на студентке. Впоследствии я сильно удивлялся тому, как она вообще добралась до пятого курса, да еще и с неплохими показателями успеваемости – ее знания неуклонно стремились к нулю, она забывала совершенно элементарные вещи сразу же, едва сдавала зачет или экзамен. Наша совместная жизнь не задалась почти с первых же дней, мы были чужими друг другу людьми…

Но могу ли я ее в этом винить? Разве сам я не был… Разве сам я отдавал ей больше, чем она мне? Она не жила в моем мире, не интересовалась им, но и я был чужаком в ее вселенной. Что объединяло нас, что делало нас семьей? Мы жили в одном доме (при этом я часто и надолго уезжал), вместе ездили в отпуск и, когда я был в Лондоне, спали в одной постели и ели за одним столом – вот и все! Я прожил в браке почти полтора десятка лет, но даже не знал, какую музыку она слушает, какие книги читает, и читает ли что-нибудь вообще. Я знал о ней не больше, чем о каждом из тех, с кем работал, а о некоторых знал намного больше, чем о собственной жене.

Странно… У нас есть сын, внешне – моя полная копия. Я радовался его рождению, в честь него я даже назвал обнаруженный мной в Крабовидной туманности рентгеновский пульсар. Но сейчас, оглядываясь в прошлое, я не могу сказать, что был хорошим отцом. Я практически мало общался с сыном по-настоящему, даже на отдыхе, не играл с ним, не прочел ему ни одной книги, ничему его не учил, мы ничего не мастерили вместе. Неудивительно, что я стал и для него чужим человеком. Да никогда близким и не был. Чего же тут удивляться, что он так легко от меня отказался.

Воспоминания о сыне нагнали на меня грусть, как ветер нагоняет с моря дождевые облака. Я глубоко затянулся, остро чувствуя табачную горечь. Но стоило мне вспомнить Ариэль, и эта грусть тотчас же рассеялась. Это было абсолютно нелогично, ведь Ариэль была для меня совсем посторонним человеком. Просто удивительно. Мы были совершенно разные и жили в разных мирах, но за те шесть часов, которые я провел в ее обществе, я ни разу не чувствовал той неловкости, которая возникает, когда с человеком не о чем говорить. При этом мы вовсе не трещали без умолку, не давая себе передышки, но даже молчание в ее компании не было тягостным и неловким.