Олег Рой - Семь признаков счастья (сборник)

– Его потом заберем, – перебивает завывание ветра голос работника похоронной службы. – Этот свежий еще, полежит, никуда не денется. Там вон, на проспекте, трупы лежат уже месяц.

– Потом, – равнодушным эхом отзывается его напарник, и машина медленно едет дальше. Эти измученные морщинистые юноши, еще не успевшие толком познать жизнь, уже хорошо знакомы со смертью. Они спокойны и собранны. Они просто делают свою работу. Их уже ничего не трогает.

Еще одна черная, зябнущая, плотнее прижимающая к шее ворот старого пальто фигура провожает санитаров взглядом. «А ведь не так давно с тем же будничным равнодушием старый дворник собирал на этих улицах облетевшую с деревьев листву, – пронеслось в голове у Николая Ивановича. – Собирал неторопливо, без спешки, зная, что следующий порыв озорного ветерка снова расстелет на дорожках солнечное покрывало осени. А теперь на этой самой брусчатке, припорошенной снегом, лежат люди, сорванные с дерева жизни голодом, болезнью, осколками вражеских снарядов. Те, у кого больше не было сил верить и вести эту неравную схватку за собственную судьбу с всесильной, жестокой войной».

Он горестно усмехнулся и прибавил шагу, чтобы самому не окоченеть и не упасть на эту мерзлую землю, пополнив ряды переправляющихся на тот свет. Там-то его уж точно не ждут чертоги рая, его, вынужденного писать вдохновляющие рассказы во славу партии, послушно высмеивающего в газетных фельетонах пресловутый «опиум для народа» (а не будешь высмеивать – окажешься по другую сторону решетчатого окна); его, проклинавшего в ночной тишине Господа за то, что отнял у него самое дорогое.

По дороге он встретил Анечку Булатникову, свою бывшую одноклассницу, – на самом деле давно уже Анну Сергеевну, директора одной из нескольких десятков школ, несмотря ни на что, продолжающих свою работу. В глазах маленькой женщины, героически исполняющей свой долг перед Родиной, собственноручно таская в школу-бомбоубежище топливо и воду, по-прежнему светились лукавые огоньки. Она была одной из немногих, кого не смогли сломать ни война, ни блокада.

– Здравствуй, Коленька!

– Аня, здравствуй! Сколько лет, сколько зим! – искренне улыбнулся Николай Иванович. Словно лучик солнца зажегся в этом темном городе. – Совсем тебя не видно.

– Работы у нас много. А ты в школу заходи, увидимся. Нам всякая помощь нужна, – пригласительно махнула рукой Анна Сергеевна.

– Да что я могу? – удивился мужчина.

– О литературе бы детям рассказал. Ты же писатель. Про Пушкина, про Лермонтова, про мужество, про восемьсот двенадцатый бы прочел, когда наши Наполеону не сдались. Французов победили и немцев победим, – сверкнула глазами смелая женщина, искренне веря в свои слова.

– Да какой из меня педагог, милая. И к тому же кто может с Верой Васильевной сравниться: когда она про Пушкина рассказывает, весь класс умолкает и восхищенно слушает.

Когда друзья оканчивали школу, Вера Васильевна была молоденькой практиканткой, которая еще в юном возрасте умудрялась вдохновлять оболтусов-старшеклассников изучением поэзии и прозы. Именно благодаря ей Николай Иванович встал на творческий путь и всегда с благодарностью вспоминал учительницу, захаживая к ней, уже старенькой, но не оставившей своего занятия. «Как можно деток бросить? Одно у них осталось неизменным в этом безумном мире – школьная скамья. И мы должны хотя бы здесь сохранить для них уголок спокойствия, нести знания, чтобы однажды они выросли и стали лучше нас», – говорила старенькая учительница.

– Нет больше Веры Васильевны, – тихо сказала директор школы.

– Как нет? – изумленно воскликнул Николай Иванович.

– А как, ты думаешь, люди умирают? Не выдержала больше. До последнего оставалась на ногах, приходила в школу, работала, несла свет знаний ребятам. Отделяла им крохи от своего рациона, которые так нужны были самой. Доктора сказали: сердце не выдержало. Не смогло ее доброе сердце выдержать этой картины – худые, голодные дети, которые приходят в школу в поисках последнего прибежища воспоминаний о прежней, нормальной, жизни, садятся за свои ледяные парты и открывают учебники дрожащими от холода пальцами. А она каждый день говорила и говорила им про мужество и отвагу, смелость и добро, про великих русских писателей, про живительную силу слова… А потом оборвалась на полуслове и упала замертво. Она верила до последнего, давала измученным малышам надежду на лучшее, но сама больше не смогла видеть, как они страдают. Сердце подвело.