Маша Трауб - Продается дом с дедушкой

Зазвонил домашний телефон. Отец даже не сделал попытки встать. Игорь взял трубку. Сашка спрашивал, как добрались, как мама себя чувствует.

– Все хорошо, спасибо, – ответил Игорь.

Сашка говорил, что нужна приходящая медсестра, чтобы делать уколы, или сиделка, чтобы могла покормить, помыть. Игорь слушал, не вникая. На какие деньги нанимать медсестер и сиделок? Это у Сашки – зарплата, с авансами. Ему легко говорить. А у него – гонорары, и то от случая к случаю.

– Тебе нужно работать. Постоянно. В штате. Я договорился, но и ты постарайся. Сдай статью уже наконец, – сказал Сашка.

– И что делать надо будет, если в штате? За водкой бегать? – хмыкнул Игорь.

– Надо будет – побежишь и за водкой. Тебе работа нужна? Завтра в девять чтобы был! Помощник редактора. Аванс получишь через две недели.

Назавтра Игорь пришел в редакцию. Не потому, что нужны деньги. Ему было все равно куда идти, лишь бы не находиться дома – мать ползала по стенке, но все же пожарила отцу на завтрак греночки. Игорь выпил кефир и съел кусок хлеба. Потом мать поползла делать блинчики.

– Мам, не надо! Тебе доктор постельный режим прописал.

– Да как же я лежать буду? Мне нельзя. Совсем нельзя. Мне вставать надо, ходить. Нянечки говорили, что если лежать, то пневмония будет. Да мне расхаживаться надо. А то лягу и больше не встану. Нет, я лучше потихоньку, вот, сидеть буду, не стоять. Ты мясорубку мне на стол приладь. Чтобы я сидя крутила.

Игорь мотался на работу, в магазин, почти не пил. Мать была в плохом состоянии и настроении – злилась, переживала, что не может то, не может это. Сил нет. Никаких. Заставляет себя, а не может.

В один из вечеров Игорь увидел ногу матери – халат задрался. Громадная гематома – мать сама, неумело, колола обезболивающее в бедро правой ноги – так ей было удобнее. Ногу раздуло. То ли от уколов, то ли от ушиба. Синюшное бедро. Не желтое, а синее, в черноту. Игорь отшатнулся, отвел взгляд.

– Мам, давай медсестру будем вызывать, – предложил он.

– Да зачем? Только деньги тратить, – отмахнулась мать. – Я и сама наловчилась. Меня Ольга Владимировна научила. Врач говорил, что много уколов тоже не надо, а то привычка разовьется. Так что я раз в сутки уже колю, когда совсем больно. Не надо медсестры. Ты и так на меня потратился. Вот еще пару дней – и я забегаю. Отец-то совсем похудел.

Мать по-прежнему переживала за отца. Что рубашки из химчистки, а не ею стираны, воротнички и манжеты перекрахмалены, жесткие, а отец жесткие не любит. Надо руками размять, прежде чем в шкаф вешать. И воротник закладывают не так, не по той складке, как привык отец. Надо намочить и заутюжить заново. Окна надо помыть – отец не любит грязные окна. Столько забот… И зачем только она в этот автобус проклятый села? Лучше бы пешком пошла, как обычно. А сейчас вот как выкручиваться? Устает сильно, голова кружится – окна точно не помоет. Отец – вон какой молодец: квартиру не запустил, все убирал, белье даже стирал, на сушилке висит. И полотенца чистые. Игорь на него наговаривал, а зря наговаривал. Мишенька вон как старался!

Игорь злился, но молчал. Он не стал рассказывать матери, что, если бы не случайно подвернувшаяся соседка, мать приехала бы в свинарник, а не в чистую квартиру.

В какой-то момент ему стало казаться, что мать полностью восстановилась – пусть делала все медленнее, чаще присаживалась отдохнуть, пила капли, но в остальном стала прежней. Очень радовалась своим успехам – что постирала, полы помыла, пирожков нажарила. Все как раньше. Даже лучше. Вроде бы как подъем, и давление не скачет – просто удивительно! И силы есть. Вот еще чуть-чуть оправиться, оклематься – и надо будет в спальне обои поклеить новые. Очень хочется новые обои! Красивые, чтобы сердце замирало. А поклеить самим – не тратиться на маляров-штукатуров. Все равно оберут, обманут, сроки сорвут, украдут клей, а то и рулон прикарманят. Но обои надо достать. Лучше импортные. Польские или гэдээровские. Вот поклеить – и, считай, до конца жизни. Игорь встал на очередь за обоями. А еще мать затеяла генеральную уборку – протирала старые сервизы, разглядывая каждую чашку и тарелку. Разбиралась в фотографиях – что-то надписывала, перекладывала. Многих и вспомнить уже не могла, отчего сильно на себя злилась. Ведь помнила… Почему вдруг забыла? Потом попросила у Игоря достать новую люстру в коридор. Красивую, лучше бра. Чтобы свисало над зеркалом в форме цветка. Там висела лампочка, и никто ее много лет не замечал, но мать вдруг решила, что без бра в коридоре никак.