Маша Трауб - Продается дом с дедушкой

Игорь пошел дальше, думая только о том, чтобы мама не лежала в коридоре. Только не в коридоре. Лишь бы в палате.

– Тут у вас моя мама… мне звонили, – сказал он медсестре на посту.

– С рейсового?

– Да.

– Зайдите в первую, туда женщина поступила. Прямо по коридору.

Игорь пошел дальше, заглядывая в каждую палату. В одной мужчину перекладывали с каталки на кровать – мужчина кричал в голос и плакал. Три пожилых нянечки на одеяле пытались его перетащить. Мужчина с виду был худым, но для трех женщин – слишком тяжелым. Мертвый, бездвижный вес, не живой. Мертвый тяжелее в сто, тысячу раз.

– Юзом давай, юзом, – командовала одна из нянек двум остальным. – Хоть помоги нам чуток, двинься, – просила она мужчину, который кричал все громче. Она отвлеклась, сделав передышку, и увидела Игоря, застывшего в дверях.

– Помоги, сил уже нет, – велела она ему.

Игорь пошел тягать мужчину, который кричал и кричал, не замолкая, так, что звенело в ушах, и крик этот становился привычным, будто так и надо.

– Сейчас, сейчас, переложим и укольчик сделаем, – успокаивала то ли больного, то ли всех остальных главная нянечка.

– Давай, ну! Ноги тяни, а я здесь. Ну!.. Нет, возьмись посередине. Поближе к голове. Тяни, – командовала Игорем нянечка.

Он тянул, как мог, подхватывал одеяло, но чувствовал себя слабаком. Не так, не умеет, сил не хватает.

– Да где ж Михалыч-то? – заорала, не выдержав, старшая нянечка. – Да он тут окочурится, пока мы его переложим!

И как по команде в дверях появился пожилой, но поджарый мужик и еще один – молодой.

– Что орешь? Здесь я, – сказал Михалыч. – Так, бабы, разошлись! Молодой, давай, вот тут хватай! И – раз, взяли!

Одним махом Михалыч с молодым перевалили мужчину на кровать. Тот затих на мгновение и закричал снова. Но уже не пронзительно, а с облегчением.

Старшая нянечка стала выговаривать Михалычу за задержку. Тот хмыкал. От него чудовищно пахло дешевыми сигаретами. Штаны были грязными, рубаха тоже. Но было видно, что его тут все уважают.

– Михалыч, родненький, пойдем со мной, – умоляла старшая нянечка, – без тебя никак. Я за тебя молиться буду!

– Смотри, лоб не расшиби. Пойдем уже, хватит причитать.

– Михалыч, а потом еще в третью зайдем, ладно? Ну, ты ж волшебник. У тебя ж руки. А у этих, – нянечка кивнула на своих помощниц, – крюки.

Игорь вышел из палаты и постоял в коридоре. Он всегда сторонился чужого горя, чужой боли. Был брезглив, и даже вид крови наводил на него панику. Конечно, он сдерживался, старался не показать, но сейчас ему стало плохо.

Мимо проходили пациенты, пришедшие посмотреть на тех, кому еще хуже. У одной женщины, опутанной трубками, в руках был контейнер с мочой, у другой, тоже в трубках, – с мутно-красной жидкостью. Они стояли, смотрели на корчащегося от боли мужчину с неподдельным интересом, без всякого сочувствия и жалости. Смотрели как на долгожданное развлечение в однообразном больничном графике.

По коридору в огромных кастрюлях развозили на тележках ужин. Картошка, макароны, рыбные котлеты, компот, хлеб – белый и серый. Ходячие больные зашелестели по коридору обратно в палаты – развлечение развлечением, а ужин по расписанию. Игорю дико захотелось есть, просто до одури! Он пошел дальше, заглядывая в палаты. В предпоследней уже командовал Михалыч.

– Куда ее? – спрашивал он у нянечки.

– На эту кровать.

– Уважаемая, встать можем? – кричал в ухо бабуле со страшной гематомой на лице Михалыч.

– Что? – не слышала бабуля.

– Бери ее и перетаскивай, – велела нянечка.

– Душа моя, давай я тебя приобниму, – говорил Михалыч бабуле, профессионально обхватывая ее под руки и талию. – Давай, уважаемая, пойдем потихоньку, я тебя на танцы приглашаю. Сейчас с тобой тур вальса исполним – вон дотуда. Аккуратненько… Душа моя, да ты совсем пушинка, сейчас я тебя подхвачу и закружу. Ты не балерина, часом? Ох, точно в прошлом балерина! Как мне помогаешь!..

Нянечка сморщилась – и чего церемониться с этими бабками? Но Михалыч продолжал называть бабулю, которой Игорь на вид дал бы не меньше восьмидесяти, «уважаемой» и «душой моей». Бабуля расслышала, приободрилась, сделала несколько шажков и повисла на сильных и уверенных руках Михалыча.

– Ну нет, душа моя, я рассчитывал на продолжение… Давай еще пару шажков. Я тебя на танцы пригласил, а ты меня подводишь…

Бабуля сделала еще несколько шажков и упала уже на нужную койку.

– Ну вот, – обрадовался Михалыч, – дотанцевали!