Маша Трауб - Продается дом с дедушкой

– Люся, я же здесь! Ну что ты? Все же хорошо! – обнял ее Игорь. – И перестань мне «выкать».

– Я постараюсь. – Люся позволила увести себя на диванчик.

…Торт они ели позже. Игорь был очень доволен собой – ему показалось, что на этот раз он уж точно был на высоте. Сам от себя такого не ожидал!

– Давай выпьем за твою маму, – предложил он великодушно.

– Давайте, – кивнула покорно Люся.

– Давай, – поправил Игорь.

– Хорошо, давай, – исправилась Люся.

– Пусть земля ей будем пухом.

– Почему? – Люся даже рот открыла.

– Ну, так говорят.

– О покойниках, – кивнула Люся.

– Ну да, о покойных.

– Но ведь мама жива…

– Жива?

– Да, только она в деревне живет. А я здесь. Но я к ней приезжаю и деньги отправляю.

– Прости, как-то неловко получилось. Я думал, раз портрет стоит – значит, умерла. Как память… Прости.

– А портрет вашей… твоей мамы за стеклом в серванте стоит?

– Нет.

– Почему?

– Не знаю. Надо поставить.

Они помолчали.

– А что на совещании обсуждали? – спросил Игорь, чтобы сменить тему.

– Новую книгу Александра Комаровского, – ответила Люся, сразу став серьезной.

– Кого?

– Александра Комаровского – молодого, но очень талантливого автора. Говорили, что у него блестящие перспективы.

Весь боевой запал, хорошее настроение и благородство – как корова языком слизала. Игорь налил себе еще вина и выпил залпом. Отрезал здоровенный кусок торта и начал есть большой столовой ложкой.

– Я что-то не так сказала? – перепугалась Люся.

– Александр Комаровский, чтоб ты знала, мой друг детства, – начал Игорь. – То есть я считал его другом, а он меня… предал. Мы выросли вместе. Учились в одном классе, за одной партой сидели. Потом в институт вместе поступали. Я, правда, в армию хотел. Но меня не взяли по здоровью. Но год я пропустил из-за этого. На работу вместе устраивались. Только я ему дорогу уступил. Помогал всегда, поддерживал. Он жил бедно, тяжело. Он ведь сирота… К нам домой приходил – поесть. В драках я его всегда отбивал. А потом, мы уже в институте учились, вдруг, как-то сразу, у него бабка умерла и квартиру ему завещала. Вот сама и думай – как так получилось. А думать тут не надо: он заставил бабку квартиру переписать, и все – смерть ее ускорил. Как уж – я не знаю и знать не хочу. Да еще и женился по расчету. Жена его под каблуком держит. Да если бы не его тесть при большой должности, Сашка бы не пробился – ему тесть дорогу прокладывает. Понимаешь, мы выросли вместе. Не могу же я друзей предавать. Пусть он на моем горбу и въехал в литературу, мои заметки использовал. Да-да, не сомневайся! Я же ему первому свои рукописи показывал, куски зачитывал. Вот он на ус мотал, мотал, да и… выдал за свои. Нет, что-то переделал, но идеи мои были. Да что там? Целые куски мои!

– Как же так? – Люся ахнула и сидела вытаращив глаза. – Надо же сказать, сообщить… Это ведь нечестно!

– Нет, не надо никому ничего говорить. Время само всех рассудит, – отмахнулся Игорь.

– Вы… ты такой… благородный. Я таких мужчин никогда не встречала. Я же думала – буду работать в издательстве, писателей видеть, а они… бывают такие подлые!

– Люся, я тоже подлый! Воспользовался твоей добротой. Ты меня спасла, а я напился, заставил тебя нервничать, ушел, деньги взял… Скотина я!

– Нет, не говорите так! Вы другой! Я это сразу поняла.

– Люся, ты ведь знаешь, что я женат. У меня двое детей. Я предаю не только тебя, но и свою жену. – Игорь картинно повесил голову на грудь.

– Нет, нет! Это не так! – Люся чуть не заплакала. – Вы не предаете. Просто так бывает, когда никто не понимает… А я понимаю!

– Люся, но ведь я ничего не смогу тебе дать.

– Мне ничего не надо! Не надо! Только быть рядом!

Игорь уже порядком устал от этого пафоса, который отдавал заштатным драмтеатром, и не знал, как объяснить Люсе, что муза ему не нужна. Он даже начал думать, что Люся – просто редкостная дура. Бывают такие женщины – ну вот дура! Что ни скажет – глупость. Если молчит – и того не лучше. Глазами хлопает. На шутки не реагирует. Неужели ему такой экземпляр достался? И как теперь быть? Такая от дурости может наворотить делов, а ему потом расхлебывать. Еще и жене его позвонит и объявит, что она его недостойна. Домой сегодня точно нельзя – денег опять нет, цветы, торт и бутылка – у Люси. Да еще она вот сидит, руки заламывает и смотрит на него как на мессию. Значит, придется терпеть до завтра.

Опять набухаться? Только с чего? Одна бутылка вина. И во рту опять противно от торта. И за что его так жена любит? Гадость редкостная, это суфле! Вот «Ленинградский» – нормальный торт, есть что жевать. Нет, завтра точно пора сбегать отсюда, пока еще не поздно. Это же надо? Больницы обзванивать! Ну, не дура ли? А еще в издательстве работает. Давно бы поняла, что писателей не по больницам надо искать, а по пивнушкам.