Андрей Гуляшки - Три жизни Иосифа Димова

У нас есть такой обычай, по которому, поминая умерших, проливают на землю несколько капель вина, и я подумал, что Виолетта пролила коньяк за упокой нашего прошлого. Прошлого, конечно, не вернешь, но этот жест мне не понравился, при напоминании о смерти меня бросало в дрожь.

– Это я за помин души твоей дочери! – промолвила Виолетта. Огоньки в ее глазах погасли. – Твоей дочери, – повторила она.

Я изумленно уставился на нее. Меня зазнобило, хотя стояла адская жара. Это было как гром среди ясного неба. Да еще какой гром! Потом у меня всплыла мысль, что это шутка, я хотел сказать ей, что такими вещами не шутят, но в ее глазах, где минуту тому назад вспыхивали недобрые огоньки, теперь светлилась такая мука, что я не решился открыть рот.

– Когда мы с тобой прощались на вокзале перед отправлением поезда, – не знаю, помнишь ли ты это, – я шепнула тебе на ухо, что если родится ребенок, я назову его твоим именем.

Она в самом деле что-то такое мне шепнула, но то ли из-за шума дождя, который лил вовсю, то ли из-за царившего на перроне гвалта слова ее показались мне фантасмагорическими до смешного, и я не обратил на них внимания.

А теперь я сидел молча, словно на скамье подсудимых, и тупо смотрел в рюмку.

– Почему ты не написала мне? – буркнул я, и это было самое нелепое из всего, что можно было сказать.

– Написать? Кому и куда? – она взглянула на меня так, будто у меня изо рта вместе со словами упала змея. – Теперь-то легко говорить „почему”.

Я пожал плечами. Что я мог сказать?

– Когда поезд пересек границу, – продолжала она, – я решила, что позади не осталось ничего – ни отечества, ни друзей, ни воспоминаний. Единственное, что я сохранила в сердце, было твое имя, и потому я назвала дочь Жозефиной. Ну, не надо так переживать, в конце концов Жозефина для тебя пустой звук. Звук, случайно долетевший издалека.

Я пригубил коньяк и спросил:

– Когда умерла… Жозефина?

– Девочка жила всего семь месяцев. Мы кормили ее ис-кусствено, и она, по всей вероятности, отравилась. Я днем ходила на занятия, по вечерам играла в оркестре одного бара. Кормить ее грудью не было никакой возможности.

Осушив рюмку залпом, я закурил и сказал:

– Это печально, это очень печально. Если у тебя есть время, своди меня на ее могилу, я хотел бы положить цветы.

– Что ты! – воскликнула Виолетта. – Это невозможно. Могилы давно не существует, ее сравняли, и теперь кто-то другой похоронен на том месте. Чтобы купить участок, нужно целое состояние, а мы тогда страшно нуждались, – Она посмотрела на меня, улыбнулась, положила свою ладонь на мою руку и слегка покачала головой. – Да, эта история печальная, но старая, тебе не стоит волноваться. Ты лучше думай о своем говорящем роботе! Правильно я выражаюсь: говорящий робот?

– Но после этой печальной истории, – сказал я, – жизнь тебя щадила, тебе повезло, не правда ли?

– Да, мне повезло, – Виолетта утвердительно кивнула, – повезло потому, что на моем экзамене случайно присутствовал один большой музыкант. Если бы этому человеку не пришло в голову посетить наш экзамен, если бы он не услышал, как я играю, а бы, наверное, продолжала бренчать на пианино в том же баре или в каком-нибудь другом – в Париже их хватает. Да, мне повезло, грех жаловаться.

– А как насчет личной жизни? – не удержался я.

– Более или менее… Вышла замуж, развелась… – Она махнула рукой, словно прогоняя назойливую муху. – Я много езжу, работаю, играю в день по четыре-пять часов, для личной жизни почти не остается времени. Но более или менее живу. – Она взглянула на свой браслет и покачала головой:

– Вот мне уже и пора! Да, время летит незаметно.

– Я могу тебя проводить, я вызову такси! – неожиданно рассердился я.

Она посмотрела на меня с ласковым укором.

– Йо! – сказала она. – Может, лучше не прибавлять новую главу к воспоминаниям нашей юности? – и, не дождавшись ответа, заговорила о другом: – Да, у меня для тебя есть чудесный сюрприз, я собственно потому и пришла. Вот!

Виолетта положила на столик белый конверт, достала из него фотографию довольно крупного формата и протянула мне.

С фотографии смотрело задумчивое лицо молодой женщины – нежное, с большими выразительными глазами. Я бросил на карточку беглый взгляд.

– Ты догадываешься, кто это женщина? – спросила Виолетта с таинственной ноткой в голосе.

Женщина на карточке невольно притягивала мой взгляд, в душе у меня что-то дрогнуло, пробудилось, словно приоткрылась какая-то старая заржавленная дверца, но я был задет и потому отрицательно покачал головой. Черт возьми! Откуда она взяла, что я хочу прибавлять новую главу к нашим воспоминаниям?