Владимир Максимов - Не оглядывайся назад!..

Поумерив свои мечты и ускорив шаг, в конечном итоге я остановился на том, что рад был бы просто прибранной к моему приходу комнате и протопленной в ней печке. Чтобы не делать всё это самому. Проще говоря – чтоб Ваня и Серёга уже были на месте. И на плите прел не гороховый суп из пакета, а настоящий борщ с большим куском мяса. Да был заварен крепкий и душистый чай.

Размечтавшись об еде, я понял, что проголодался.

«Да и половину пути я уже, пожалуй, отмахал – можно и передохнуть, чайку попить».

Я отвязал от паняги чёрный от копоти снаружи и светлый внутри, лёгкий алюминиевый котелок. Натрамбовал в него дном кружки снега, почти до колен провалившись в него, едва сойдя с тропы. Достал острый, не тяжёлый, с удобно изогнутым топорищем топор. Наколол от лиственничного комля дровец. Срубил ещё стоящую рядом с тропой небольшую еловую сушинку.

Под огромной, не менее метра в диаметре, колодиной, словно периной укрытой сверху толстым слоем снега, нашёл вытянутую под ней и не засыпанную снегом длинную полоску сухого мха для растопки. Чуть поодаль разгрёб снег. Положил на это место «колодцем» несколько толстых щепок. На них – мох. Поверх него наструганных ножом от лиственничной щепы лучинок. На лучинки – кусок бересты. А на неё – уже щепок и дров всяких разных.

С первой же спички пламя от мха занялось, схватились огнём лучинки. Загорелась, заворочалась, слегка потрескивая и стремясь свернуться в трубочку, береста. Зализал огонь и лежащие на ней поленья. И пошло, разгоняясь, разгораясь всё веселее, плясать прилипчивое к сухому дереву пламя, с каждым мгновением набирающее силу и весело погуживающее от любимой своей «еды».

Приладив над костром котелок и опершись спиной о южную, сухую сторону колодины, рядом с которой и развёл костёр, я наслаждался блаженным покоем, подставляя лицо хоть и не очень тёплому, но ощущаемому всё же ласковому солнышку.

Вода в котелке вскоре закипела. Прямо в нём я заварил чай, бросив в кипяток ещё сушёного листа чёрной смородины, бадана, брусничных листьев, ягод шиповника и лимонника, хранившихся у меня в отдельной таре.

После того как этот чудесный настой уже почти на прогоревших углях костра напрел, я с удовольствием, испытывая истинное наслаждение, приступил к чаепитию. Сначала я откусывал то кусок сухаря, то кусочек комкового сахара, смоченного в этом обжигающем, пахучем, дающем силы напитке, потом делал несколько осторожных глотков.

После трёх кружек чая, ощутив внутри себя приятное тепло, я так разомлел, что мне было лень даже хлопать глазами. Несколько минут я с приятным замиранием сердца, продолжая ещё сидеть на сухом корье, с закрытыми глазами, прислушивался к тишине вокруг и внутри себя…

«Вздремнуть бы сейчас часок», – размечтался я, но, взглянув на солнце (часы из кармана доставать не хотелось, как и шевелиться вообще) определил, что оно уже перевалило за полдень. Значит, надо поспешать.

«Ну, ничего. Дальше тропа полого пойдёт под гору. Идти станет легче. Да и на старую лесовозную дорогу я должен уже вот-вот выйти. Успею…» – продлил я хоть на несколько мгновений своё блаженство.

Красный, словно только что с наковальни Творца, устрашающе огромный диск солнца почти скатился за темнеющую вдали гору, когда я вышел к узкоколеечному железнодорожному тупику…

В небольшом вагончике лесорубов топилась печь и горела керосиновая лампа, стоящая на окне. Дым из трубы и свет лампы я заметил ещё на подходе. Единственное небольшое квадратное оконце вагончика было как раз обращено к тому затяжному пологому спуску по которому я шёл.

Войдя в тесноватое помещение, я увидел человек семь, молчаливо сидящих в полумраке, людей. Так же молча они сдвинулись, и я присел на край лавки у двери. Меня с этими людьми сейчас объединяло одно общее состояние – предельная усталость. Поэтому сил на ответное, бесцветное приветствие у них ещё хватило, а на разговоры и расспросы – уже нет.

К счастью, через несколько минут мы услышали весёлый, прерывисто захлёбывающийся в обступающем его пространстве гудок паровоза. Народ зашевелился, потянувшись к выходу, выныривая из тёплого дремотного оцепенения в холод реальной жизни.

Выйдя вместе со всеми из вагончика, я увидел быстро приближающиеся к нам яркие огни небольшого, какого-то декоративного паровозика…

Вагон, с почерневшими от времени полками, был наполовину заполнен уже «оттаявшими» людьми с более близких к посёлку делян. На прицепленной сзади вагона платформе лежало несколько длинных, ровных, сосновых стволов с обрубленными сучьями.