Владимир Максимов - Не оглядывайся назад!..

Снег вокруг лиственницы был испещрён их следами и почти утрамбован собачьими лапами.

«Значит, уже давненько они её держат…»

– Молодцы, молодцы, – похвалил я вопросительно оглядывающихся на меня собак, почти уже охрипших от непрерывного лая. – Успокойтесь. Вы своё дело сделали. Теперь мой черёд.

Я с тоскливой безысходностью, оттого, что у зверя не было почти ни единого шанса на спасение, не торопясь снял с плеча малокалиберную винтовку.

«Слишком уж такая охота, когда зверю некуда деться, похожа на расстрел», – подумал я, готовясь выстрелить.

Собаки смолкли, замерли, устремив взгляд, в котором угадывалось нетерпение, вверх.

«Может, шугануть её оттуда палкой? Пусть бежит… Хотя б теоретический шанс на спасение у нее тогда остаётся… Впрочем, далеко ли она убежит на открытом пространстве?.. Собаки вмиг достанут… Шкуру попортят, да и она какую-нибудь из них сможет покалечить… Сама виновата, что на одинокое дерево забралась», – рассердился я на рысь.

Собак теперь отсюда так просто не уведёшь. Сутками будут караулить. Да и как их уводить. Не поймут. Ведь они свою работу делают, причём честно.

Теперь, когда собаки примолкли, иногда лишь поскуливая от нетерпячки, рысь, по-прежнему свернувшаяся клубком, словно её знобило, почти не поворачивая головы, следила только за мной своими неотступными глазами, решив, что главный здесь я.

Её, казалось, абсолютно безразличный ко всему на свете, в том числе и к собственной судьбе, взгляд смущал меня, и я никак не мог сосредоточиться, решиться на выстрел. На лишение жизни по собственному произволу живого существа… Такого же живого, как и я, и тоже с одной-единственной жизнью…

Рысь продолжала смотреть только на меня.

«Хоть бы отвернулась, что ли…» – подумал я, подводя приклад винтовки к плечу.

Но та неотрывно, не мигая, словно гипнотизируя, продолжала смотреть мне в лицо то жёлтыми, то изумрудными, непонятно отчего вдруг меняющими свой цвет, глазами. И это был взгляд стоика, готового в любую минуту ко всему В том числе и – к смерти…

На время притихшие собаки, видя, что ничего не происходит, снова подняли разноголосый гвалт. А одна сучонка, приподнявшись на задние лапы, передними стала скрести кору дерева и, ощерясь, кусать его ствол.

Рысь лениво перевела взгляд на нее.

В это время я выстрелил…

Пушистый ком, словно привели в действие невидимые пружины, распрямился, отделившись от ветки, будто в последний момент рысь всё-таки успела оттолкнуться от неё, прыгнув в сторону. На какое-то время это распластанное тело зависло в воздухе… А потом, глухо стукнув, упало на утоптанный мной и собаками снег.

Здоровенный кобель проворнее других подскочил к жертве и, немного вжав в снег зверя сильными передними лапами, захлопнул «капкан» своей пасти на горле врага. Но это был уже мёртвый враг. Поняв это, собаки быстро успокоились, потеряв к рыси всякий интерес.

Я осмотрел тушку и увидел, что пуля, войдя в левое ухо, прошла навылет через голову.

«Ну что же, во всяком случае – мгновенная, не позорная, не мучительная смерть…» Это было всё, что я смог тогда сделать для рыси.

В награду за хорошую работу я отрезал собакам от болтающихся снизу паняги нескольких тушек белок по лапке и кинул подальше от вытянувшейся на снегу рыси, у которой ветер шевелил кисточки волос на кончиках ушей… Это шевеление создавало иллюзию жизни. Будто рысь чутко прислушивается ко всему происходящему вокруг неё.

Псы быстро расправились с беличьими лапками и ждали от меня новой подачки, преданно глядя в глаза и виляя хвостами.

Это было не по правилам – за одно дело вручать две награды, – но я отрезал им ещё по одной, бросил в разные стороны а сам, опершись о ствол лиственницы спиной, присел передохнуть, чувствуя внутри себя беспредельную, гулкую пустоту и усталость.

Мне снова припомнился спокойный, полный гордого презрения взгляд рыси… А потом стали вспоминаться глаза и других зверей, на которых мне доводилось охотиться.

Свирепые, уверенные в своей тупой мощи, чёрные бусины глаз дикого кабана, легко крушащего всё на своём пути и не верящего в то, что есть сила, способная его остановить…

Отчаянные и почти белые от злости, с полным осознанием безвыходности ситуации, но всё же не лишённые до последнего момента достоинства, веры – пусть даже в очень призрачную при таком раскладе сил, когда всё против тебя, – победу, глаза волка и его свирепый оскал. Когда приходится биться до конца – отступать некуда, а врагов много и силы не равны…