Анатолий Иванов - Жизнь на грешной земле (сборник)

— Великий хан! Враги не выдержали и побежали. Ты уже победил, великий!

Кучум поднялся, победно оглядел свиту толпящихся кучкой вассальных князьков. Отстегнув пояс, украшенный драгоценными камнями, бросил гонцу:

— Суенч (подарок) тебе. За радостную весть.

Ермак подскакал к установленным для боя пушкам (всего их было четыре).

— Неужто не соблазнятся вдогон броситься?

— Соблазнятся.

— У тебя, Кузьмич, все готово?

— Да уж пужанем, Бог даст, Кучумку. В штаны-то свои кожаные уж нало-о-жат, — ответил старый пушкарь.

…Татарские воины растаскивают завал. Каждое дерево, ощетинившееся острыми сучьями, хватают 10–15 человек и оттаскивают в сторону.

— Быстро, быстро, — орет татарский сотник.

Маметкул, сидя на коне, выдернул саблю.

— Аллах с нами!

Сотни две всадников бросили коней в расчищенный проход.

— Ар-ра! Ар-ра!! Ар-а-а! — взметнулось над лесом.

Татарские конники выскочили на свободное пространство.

— Со-отня-я, сто-ой! — широко раскрывая рот, прокричал Савва Болдыря. Бегущие к стругам казаки остановились.

— С пищалей — огонь! — скомандовал Черкас Александров.

Ударил залп. Несколько татарских лошадей упало, придавливая всадников. Ряды наступающих смешались. Еще залп. Еще…

Выстрелы слышат воины Никиты Пана.

— Наших же бьют! — выкрикнули из рядов.

— Стоять покуда! — ответил Пан.

— Тимофеич! Не пора ли? — произнес старый пушкарь.

— Еще… маленько, — проговорил Ермак. — Пусть все татары в битву влезут.

Рубка идет по всему склону. Звенят мечи, трещат щиты, с треском ломаются копья. Пологий травянистый склон усеян трупами татар и казаков, кое-где валяются мертвые лошади.

Вот битва выкатилась уже на песчаную полосу вдоль Иртыша. Уступая силе, казаки, теряя своих, отступают, сбившись в плотное каре и ощетинившись копьями.

Вдруг все татары издают радостный вопль: из-за завала, сверкая драгоценной одеждой, вылетает Маметкул с телохранителями.

Ермак взмахнул саблей.

Рявкнули почти разом пушки. Четыре ядра ударили в гущу татарского войска, внеся сильное смятение в ряды воинов.

Запела казацкая труба.

…Ринулись вперед казаки Ивана Кольца. С обнаженными саблями бегут и Замора с Керкуном.

…Примчались к месту битвы казаки Никиты Пана.

…Те и другие с двух сторон врезались в кучу врагов.

Савва Болдыря в пылу боя выкрикивает:

— Атаману Кольцу!!!

— Слава! Слава! Слава! — подхватывает клич сразу вся кольцовская сотня.

— Атаману Пану!

— Слава! Слава! Слава, — гремит с другой стороны.

— Атаману Ермаку! — перекрывая шум битвы, взревел Кольцо, радостно орудуя саблей.

— Слава! Слава! Слава! — грохнуло разом все казачье войско.

…Казаки врубаются в татарское войско, охватывая его с трех сторон плотным строем в две-три шеренги, меняясь по командам пятидесятников в передних рядах, вовремя оттаскивая раненых. Пошатываясь, раненые отходят назад, жадно припадают к бадейкам с водой, наскоро перевязывают тряпицами раны и снова яростно кидаются в сечу.

На небольшом холме, под стягом, не обращая внимания на стрелы, Ермак отдает короткие приказания сигнальщикам, время от времени указывает саблей находящейся, рядом с ним небольшой группе пищальников, где поддержать натиск казаков огнем.

Под рукой Ермака и конная полусотня, играющая роль подвижного резерва. По знаку атамана конники группками в 20–30 человек мчатся в наиболее опасные места, вырубают группы ордынцев, прорвавшиеся через казачий строй, и снова съезжаются к войсковому знамени.

Когда казачья «Слава», свист и крики заглушали крики «Ар-ра-а!..», пальцы хана сводила судорога, и он как хищник-беркут, хватал телохранителя за плечо:

— Что там делается? Говори, что видишь?

Телохранитель рассказывал, путаясь, заикаясь, боясь навлечь ханский гнев, ибо он видел, как сильные бородатые, словно заколдованные, люди прокладывали себе дорогу. А если «Ар-ра-а» звучало громче, Кучум начинал нараспев молиться.

…Ермак показал саблей на верх горы.

— Кузьмич! Теперь бы в ханский шатер вмазать.

— Покумекаем, — отозвался старый пушкарь, — голубку только переставить надо.

— Ерма-ак! — донесся возглас подбежавшего Кольца. — Это ж главный татарский воевода.

Кольцо окровавленной саблей показал на Маметкула, прорвавшего со своими нукерами казачий строй.

— Захватить его! — прокричал в ответ Ермак, и вслед за Кольцом полетела конная полусотня.

А старый пушкарь тем временем сам не спеша долбил банником в жерло пушки, затем долго выбирал ядро, прикидывая на вес. Выбрал, забил его в пушку.