Алексей Егоров - Радио Пустота

– Ее отец всегда был против наших отношений. И вот я решил ее украсть. В тех местах, где я жил, это вполне приемлемая форма общения с родственниками. Я нарядился в доктора и подъехал к дому ее отца на машине скорой помощи. Вошел, представился и вежливо спросил, где больная? Моя любовь сразу все поняла и начала мне подыгрывать. Я осмотрел ее, проверил пульс и измерил давление. В итоге, заявил я, больной нужна госпитализация. Мы вышли из дома в сопровождении ее отца и братьев. Ноги у меня дрожали и сердце готово было выпрыгнуть из груди. Я усадил ее в машину и тут. Мой друг, что вызвался помочь мне, подложил мне свинью. Дело в том, что он сподобился подвезти брачующуюся еврейскую парочку. Они чинно восседали на передних сиденьях. Невеста улыбалась и весело рассматривала пейзаж за окном. Он, гладил ее руку и что – то рассказывал.

– Что за х…я, – крикнул озадаченный отец. И… наш план был обречен на провал.

Все опять расхохотались.

– А где мы находимся? – спросил он.

– В нигде! – отозвался Абу и положил свой руль себе на колени.

– Пусть лучше Сидоркин расскажет, – сказал бомж, – у него складно получается. А то у Абу очень емко и по существу. Как байка в бане на полке.

– Вы же знаете что я еще тот рассказчик, – начал извиняться Сидоркин, – при жизни за мной один писатель записывал.

– Так вы прочтите, – предложил бомж, – а мы послушаем, не каждый день ангела слушать приходится.

– Так вы ангел, Сидоркин? – спросил он и похлопал по спинке его стула.

– С такими крылышками, пока нет, вот отращу… тогда…

– Давай не томи публику, – осадил его Абу – У тебя же, как и у любого высшего существа на земле по любому цель была?

– Может и была, – погрустнел темноволосый, только кто же скажет какая?

– А ты рассказывай, как записывал, ты же записывал?

Сидоркин почесал крылья и достал из за пазухи скомканные листы бумаги. Аккуратно развернул их, разгладил уверенной рукой и надел непонятно откуда взявшиеся очки.

– На дуще свойственный только русской душе, декаданс – Степенно и с аккуратностью начал читать Сидоркин, – По измученному русскому полю, пропахшему пылью и травой, как по лону моей израненной души, уходило вдаль разбитое войско Петлюры. Изорванное, изношенное и потасканное. С болью в сердце и огромной надеждой в помышлениях. Одни просто грустно плетутся за обозами. Другие, еще заливают в глотки мутную жидкость из бутылей. Кто – то поет, ровно и протяжно, переходя на фальцет. Солнце садится, комары одолевают, и все это мой внутренний мир. И я, усталый и безнадежный, возможно отстану от этого пафосного обоза. От этого рванья и пьяни, еще вчера желающего свободно изъяснятся в демократических баталиях с либеральным подтекстом в незамысловатых предложениях. А сегодня, идущими в никуда по этой томной русской степи. Куда следуют они? Кто они? И есть в этом всем, что – то мое. И в этом всем, я и есть. И хочется отстать и упав в сеновал уснуть вместе с солнцем в этой степи. Столько лет прожил, а зачем? Для чего? Кому?

– О чем это? – спросил Абу.

– Не перебивай, – нервно сказал бомж, – это же про внутренние переживания, сейчас про жизнь начнется.

– Вот он идет. Совершенно трезвый и счастливый. Не гнущийся под ветром перемен. Не унывающий от радости или скуки. Не помнящий зла и не хранящий за пазухой камня. Просто идущий по улице человек. Так просто, что даже не интересно. Этот человек, я. Или. Этот человек, я?

– Давай Сидоркин, – подначивал его бомж, – валяй.

Но тут зазвонил телефон. Причем, он так настойчиво тарахтел, что Сидоркин отложил лист бумаги и спокойно послушав, передал трубку ему.

– Это вас, – тихо сказал он.

– Алло, – нерешительно сказал я и встал с перевернутой постели. Подушка, почему – то была у меня в ногах. Одеяло на полу а простынь так крепко обвила мою правую ногу, как будто я крутился всю ночь волчком не переставая. Левой, я аккуратно начал высвобождаться из плена.

– Привет, – послышалось из трубки, это был Саня, – звоню тебе что – бы сказать спасибо за деньги.

– Значит Герда перечислила тебе бабосиков? – Оживился я и пошел на кухню, что бы попить воды.

– Да, – скучно ответил он, – только вот они вряд ли мне пригодятся. А так, конечно ты по пацански поступил. Спасибо тебе.

– Что то я не совсем понимаю тебя, Санек, – сказал я, – ты что встречаешься с дочерью Онасиса. А как же твой адюльтер?

– Много ты понимаешь в адюльтерах? Сколько их у тебя было то?

– Ну…

– А толк? – Он явно о чем то намекал.